Читаем Невидимая Россия полностью

— У кого тут остановишься! — неопределенно махнул головой возница, — никого и дома-то небось нет…

— Почему нет? — еще более удивился Борис. Возница ничего не ответил. Бориса охватило беспокойство.

В чем дело? Может быть, убегая от одной опасности, сам наеду на другую?

По дороге попалось еще несколько хуторов — все были пусты и все производили такое впечатление, как будто бы хозяева только что куда-то вышли. Попытки добиться какого-нибудь разъяснения от возницы не увенчались успехом. Днем, когда солнце поднялось уже высоко, мрачный возница остановился у колодца одного из пустых хуторов, покормил лошадь, напоил ее, съел сам черного хлеба, выпил сырой воды и поехал дальше. Во время остановки Борис с Любой подошли к дому. Куры гуляли без присмотра какие-то растерянные, в степь вели свежие следы подков и коровьих копыт.

Уехали на покос, что ли? Только как это можно оставлять дом без всякого присмотра!

Люба тоже начала нервничать. Борис посмотрел ей прямо в глаза.

— Надо ехать, возвращаться в Москву теперь безумие… посмотрим, может быть, всё объяснится совсем просто, — сказал Борис.

Поехали дальше. Совсем вечером на горизонте замаячили крылья мишкиной мельницы, из-за бугра выросла мазанка, крытая соломой. В оконце теплился свет. Шарабан подкатил к воротам. Борис с нетерпением спрыгнул на землю, — Почему никто не выходит навстречу? — подумал он, решительно отворил дверь и вошел в хату. Комната была просторная и сравнительно чистая. На деревянном столе стояла простая керосиновая лампа. Сгорбленная старуха поднялась навстречу гостю.

— Здравствуй, бабушка, — моя фамилия Петров, я приятель Миши. Где он, как его увидеть?

Старуха удивленно и недоверчиво посмотрела на Бориса.

— Приятель? — протянула она с сомнением.

— Приятель, — повторил Борис, — из-под Москвы, из Зуева.

Старуха всплеснула руками и ахнула.

— Касатик… а мы-то думали — уполномоченный какой едет арестовывать или описывать, так Миша-то в степь и уехал.

Борису стало почти всё ясно.

— Да, но откуда же вы узнали, что к вам кто-то едет?

— А у нас, касатик, договорено: как чужой в степь, так хуторяне на крышу, на шесте, то ли тряпку, то ли порты старые выставляют. Ну, мы посмотрим и знаем… а тут еще утром верховой со станции прискакал и говорит, что какие-то городские, важные приехали — Мишутку нашего спрашивали. Береженого Бог бережет — собрался он, да и уехал.

— А куда он уехал-то? — забеспокоился опять Борис.

— Да тут недалеко — в балки, верст десять всего. Я сейчас мальчонку за ним пошлю.

— А ты, бабушка, как же приходишься Мите-то?

— Я бабушка евонной жены — Анастасии Павловны.

— А я к вам тоже жену привез, она меня в шарабане дожидается.

Старуха не по летам проворно выбежала на улицу. Люба была торжественно водворена в избу со своими чемоданами. Возница, узнав что Борис не страшный партиец, а приятель Михаила, стал сразу другим человеком: повеселел и даже начал шутить над всем случившимся.

— А здорово мы всех оповестили? Если бы в самом деле за кем-нибудь приехали, ни в жисть не поймали бы!

Борис успокоился.

— А всё-таки вы из Москвы? — многозначительно спросил возница, с интересом посматривая на Бориса.

— Из Москвы, а что?

— Так, ничего… а всё-таки из Москвы.

Борис в это время скинул куртку, достал мыло и полотенце и готовился приводить себя в порядок после дороги.

— Ничего… я так просто… — Лицо возницы стало еще многозначительнее и таинственнее и он вышел распрягать лошадь. Старуха вошла в избу с крынкой молока, корзиной яиц и большим куском вареной баранины.

— Мальчонку за Михаилом послала — к утру обязательно здесь будет, а пока покушайте, чем Бог послал. Утром Настя вам всего наготовит.

Люба быстро осмотрела все убогие уголки избы, двор и даже мельницу.

— Мы будем спать в сарае на сене, — заявила она решительно. — Очень уж у них грязно, — шепнула она Борису, когда старуха отвернулась.

— А что, бабушка, у вас молока много? — спросила Люба старуху.

— Много, милая, много — три коровы.

— Вы, наверно, рано печь топите, сварите нам какао.

Люба достала банку и передала старухе. Старуха с недоверием повертела ее в руках.

— Когда молоко закипит, положите какао и размешайте.

Старуха понимающе закивала головой.

После бессонной ночи на сене спалось превосходно. Утром появился Мишка — взволнованный, возбужденный, радостный. Мишка не выдержал ожидания и разбудил Бориса. Пока Люба одевалась, старые приятели пошли в степь. Росинки улыбались из сочной густой травы. Свобода и ширь, свежий ветер, жаворонки… Казалось странным, что где-то существует ГПУ, колхозы, советская власть. Но с первых же слов разговора пришлось вернуться к страшной действительности. Степь ждала погрома, ждала и глухо волновалась. Надеялись на всеобщее восстание, на волнения в армии. По слухам, на Северном Кавказе при подавлении восстаний армейские части были заменены войсками ГПУ потому, что красноармейцы переходили на сторону восставших.

— Как у вас в центре-то? — Длинная жилистая фигура Мишки, сухое лицо, глаза, всё его существо напрягалось от ожидания и надежды. — Ты не для организации к нам приехал?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее