Невидимая Россия

Хотя бы Павла опять встретить! — думал иногда с тоской Григорий.

* * *

Григорий стоял против крутого обрыва берега озера у огромного, жарко пылавшего костра, на затоптанном, почерневшем снегу. Наверху, вдоль самого обрыва, были проложены рельсы узкоколейки, идущие от лесопильного завода, и там, время от времени, из белесого тумана морозной ночи вдруг появлялась черноколесая вагонетка, полная тонких, разнокалиберных обрезков. Вагонетка останавливалась над самым костром и две серые фигуры в бушлатах и черных ушанках торопливо сбрасывали обрезки прямо в середину пламени. Костер притухал, пламя жадно трещало и через минуту разгоралось с новой силой. У самого огня на корточках, съежившись как обезьяны, сидели два уголовника с худыми грязными лицами. Григорий удивлялся, как они могут выдерживать близость такого нестерпимо жаркого пламени, но уголовники сидели неподвижно, остановившимися глазами глядя на огонь.

Григорий радовался, что ему, наконец, удалось согреться. После того, как вчера утром, вместо того, чтобы начать привычно рассчитанный день, он неожиданно очутился в этапе, наскоро набранном из работников управления и немедленно брошенном на ликвидацию прорыва в одно из лесозаготовительных отделений, Григорий не ел ничего горячего. День он пролежал без движения, зажатый между тремя товарищами, с трудом втиснутыми на одну из трех полок «купэ» арестантского вагона. Ночь просидел на вещах в нетопленном бараке у лесопильного завода. Утром управленческий этап дополнили уголовниками, переброшенными из других отделений. Несколько сот человек выстроили на площадке перед заводом. Начальник конвоя принял заключенных по списку и раздал по вобле и фунту хлеба. После этого откуда-то появился юркий человечек в черном романовском полушубке. Человечек пробежал бегающими глазками по строю и приказал крестьянам и возчикам отойти в сторону. — Снабженец, — с презрением подумал Григорий, — наверно из проворовавшихся кооператоров. Григорий заметил, что в отобранную группу попало много уголовников и внутренне позлорадствовал, предвидя чем это должно кончиться. Самоуверенный снабженец ничего не заметил и увел куда-то отобранную группу. Григорий мерз, стараясь согреться тем, что хлопал рукой об руку и прыгал на месте. Вскоре ушедшие вернулись, ведя тощих, заросших длинной шерстью лошадей. Несколько человек подвезли упряжь и новые, неезженные сани. Крестьяне быстро подобрали упряжь, выбрали сани и бесшумно запрягли. Уголовники кричали, ругались, били лошадей и «психовали». Григорий видел как молодой, испитой парень городского вида отморозил голые руки, взнуздывая лошадь. Пальцы сначала побелели, а когда парень стал растирать их о бушлат, покрылись большими, пухлыми волдырями. На запряжку и погрузку ушел целый день и только теперь, когда было уже совсем темно, обоз стал выезжать на лед, готовясь к ночному переходу. Куда и по какой дороге идет этап, никто из заключенных не знал. Григорий, выйдя вслед за санями, увидел впереди яркий свет, пошел к нему и вот теперь переминался с ноги на ногу, наслаждаясь жаром, пышущим от костра. Раздался легкий хруст снега, и к Григорию подошел Николай. Встретились они совершенно неожиданно еще накануне. Николай был присоединен к управленческому этапу вместе с уголовниками. С момента приезда в лагерь он работал всё время на общих работах.

— А я тебя никак найти не мог! Грейся скорее: целую ночь шагать придется, — сказал Григорий, почувствовав, что появление Николая его ободрило и обрадовало.

Николай протянул руки к огню. Красные блики костра делали его узкое лицо менее бледным, чем обыкновенно.

— А не плохо бы сейчас, вместо ночного перехода, вернуться в барак да и лечь спать, — стараясь шутить, сказал Григорий и покосился на укрытое тьмой озеро.

— Ничего не поделаешь — поработал на блатной работе и хватит! — ответил Николай, отходя от костра. — Пойдем, не советую слишком разогреваться: потом хуже мерзнуть будем.

На озере зашуршали полозья, захрапели лошади и мимо костра поплыли тени саней, высоко нагруженных сеном. Расходящиеся вширь берега совершенно потерялись в густом сумраке. Облака рассеялись, лучи ярких звезд казались хрупкими и колючими. По твердому насту ветер гнал сухие, рассыпчатые крупинки снега. Николай шагал ровно и широко.

Идет как хороший спортсмен на дальнюю дистанцию! — подумал с непонятной досадой Григорий. — Экие звезды пронзительные — так в глаза и лезут! Бесконечные миры… как это так конца нет? А если представить себе конец? — Нет, это еще хуже? Сейчас думать об этом было особенно мучительно — сил оставалось совсем мало.

Самое лучшее вообще ни о чем не думать! Григорий постарался идти в ногу с Николаем. — А как он всё это переживает?

Звезды продолжали колоть сердце, врывались в душу и поднимали какую-то предсмертную тоску.

— Ну как, Коля, устал? — не выдержал, наконец, Григорий.

— Пока ничего, иду… — равнодушно ответил полный чем-то своим Николай.