Невидимая Россия

Павел ехал в купе третьего класса, в самом обыкновенном, не арестантском поезде. Вместе с ним в купе сидел высокий благообразный старик-профессор с немецкой фамилией, мелкий вор с испитой, безвольной физиономией и стрелок с винтовкой, зажатой между колен. Стрелок сидел у входа и не пускал в купе посторонних. Профессор достал из кармана черного гражданского пальто пакет печенья и с любезной улыбкой протянул спутникам. Павел, сидевший ближе всех к профессору, взял первый. Стрелок смутился, бросил подозрительный взгляд на пустой коридор и сунул в пакет толстую пятерню. Уголовник отвернулся к окну, делая вид, что очень заинтересован пейзажем непроходимой тайги, расстилавшейся за окном.

— Разрешите предложить вам печенья.

Урка вздрогнул. Если бы его обложили матом, это было бы нормально.

«Разрешите предложить вам…». Собственно, глядя в окно, урка обдумывал план ограбления профессора, по всем признакам только что получившего посылку. Самое главное «вы», — обращение на вы лишало урку всякой уверенности в себе. Он выпучил на профессора глаза и раскрыл рот.

— Бери, коли предлагают, — цикнул стрелок таким тоном, как будто дал пинка прикладом. Грязная сухая рука, привыкшая ловко и незаметно очищать карманы, неуверенно протянулась к пакету. Водворилось молчание. Общей темы для разговора не было. Все жевали.

Профессор наклонился к стрелку и о чем-то тихо спросил его, — профессору надо было выйти. Стрелок растерялся: пустить профессора одного нельзя, оставить Павла с уголовником — нельзя. После установления отношений высокого стиля, благодаря угощению печеньем, сказать профессору: «Терпи, контра, пока приедем в Кемь» — было неудобно. На лице стрелка появилось почти то же выражение, которое только что было у уголовника, не решавшегося взять печенье.

— Что же, ты такого человека пустить боишься… — урка не договорил и выразительно посмотрел на стрелка. Солдат покраснел, как рак, опустил глаза и безнадежно махнул рукой, давая профессору разрешение. Опять водворилось молчание. Профессор быстро вернулся и сел.

— И как это вы таких людей в тюрьмы сажаете? — раздался в тишине голос уголовника.

— Я что ли сажаю? — огрызнулся стрелок и с опаской посмотрел на дверь.

Когда ночью приехали в Кемь, урка предложил профессору помочь донести его вещи и изловчился при этом вытащить из вещевого мешка кусок сала.

* * *

Дежурный по управленческому лагпункту сидел за столом, сколоченном из досок, и читал «Правду». Последнее время всё чаще и чаще писали о вредителях. Они были повсюду: не давали строить пятилетку, вредили животноводству, искривляли генеральную линию партии. Дежурный прослужил несколько лет пограничником и привык к охоте на людей, как злая пограничная собака. Темной, инстинктивной ненавистью он ненавидел всех, кто был выше его интеллектуально и морально.

Слепое, рабье подчинение вышестоящему начальству требовало компенсации, выхода собственной инициативе. Естественным результатом этого было желание излить скопившуюся злобу на заключенных, особенно на заключенных интеллигентных.

В дверь постучали.

— Да! — гаркнул дежурный.

Вошел стрелок и трое заключенных. Двое заключенных выглядели нормально, хотя у одного из них и было чересчур осмысленное лицо. Зато третий, буржуй в черной шубе и каракулевой шапке, явно был одним из тех вредителей, о которых только-что читал дежурный.

— Документы? — спросил он строго, не глядя ни на кого.

Стрелок вынул из-за пазухи два пакета и протянул дежурному.

«Истомин и Поляков — пять и три года исправительно-трудового лагеря, — один по статье 58 за контрреволюцию, другой по статье 49, как вор-рецидивист… направляются на работу в управление лагеря».

Следующий пакет: «Профессор Ланге, срок десять лет, статья 58, направляется на медицинский съезд в управление лагеря… просьба предоставить отдельное помещение».

После демократизации лагерей в 1930 году заключенных стали называть «временно изолированными», карцеры — «отдельными изолированными помещениями».

Дежурный задумался. Какое этому вредителю отдельное помещение? Гостиницу, что ли? Тоже, на съезд приехал! Отдельное помещение у нас одно.

— Этих двоих оставь здесь, — обратился он к стрелку, — я их сам в пересыльный барак сведу, а этого — дежурный мотнул головой в сторону профессора, — доставишь в изолятор.

— Так ведь он… — пробормотал нерешительно стрелок.

— Тут в документе прямо написано, — прервал дежурный, — отдельное помещение.

Так этой интеллигенции и надо, — подумал дежурный, когда стрелок и профессор скрылись. — Ничего — ночку посидит в карцере, его там шпана раскулачит!

Глава двадцать седьмая В КЕМИ

Всё еще не пришедший полностью в себя от крушения надежд на освобождение, Павел вошел в кабинет инспектора культурно-воспитательного отдела лагеря.

Инспектор был тоже заключенный — советский писатель-коммунист, получивший 10 лет за шпионаж после поездки заграницу. Наглые, насмешливые глаза смерили Павла.

— Корректором работать можете? — спросил инспектор снисходительно, покровительственно.