Невидимая сила. Как работает американская дипломатия

Став президентом, Обама обрел в лице Хиллари Клинтон надежного партнера по дипломатии в Иране. По своему складу она была более осторожна, в том числе в отношении контактов с иранцами, и скептически оценивала перспективы заключения соглашения, не позволяющего Тегерану создать атомную бомбу, однако соглашалась с тем, что прямой диалог был лучшим инструментом, позволяющим как убедиться в серьезности намерений иранцев, так и вложить наши ресурсы в своего рода широкую международную коалицию, в которой мы нуждались для организации более мощного давления на Иран в случае, если бы не прошли испытание, о котором шла речь выше.

Спустя три дня после того, как Хиллари Клинтон вступила в должность госсекретаря, я послал ей записку, озаглавленную «Новая стратегия в отношениях с Ираном». Вначале я попытался кратко сформулировать нашу основополагающую цель:

Учитывая, что Иран является серьезным региональным игроком, наша главная цель должна состоять в том, чтобы создать долгосрочную основу для мирного сосуществования с этой влиятельной страной, в то же время не позволяя ей переходить границы дозволенного, и чтобы изменить политику Ирана, но не его режим. Помимо всего прочего, это означает, что мы должны противостоять стремлению Ирана получить возможность производить ядерное оружие; направлять его политику в русло, не противоречащее нашей серьезной заинтересованности в стабильности и целостности Ирака и Афганистана и недопущении превращения этих стран в платформу для экспорта насилия и экстремизма; а также постепенно лишить Иран возможности угрожать нам и нашим друзьям, поддерживая террористические группировки. Кроме того, мы должны последовательно выступать против нарушений прав человека в Иране[147].

Я настаивал на комплексном подходе. С моей точки зрения, как и в случае с Китаем в начале 1970-х гг., имело смысл на первом этапе использовать осторожные и постепенные тактические шаги, укладывающиеся, однако, в рамки последовательной долгосрочной стратегии. «С самого начала, – писал я, – следует придерживаться уважительного тона, подчеркивающего нашу готовность к прямому диалогу, сколь бы серьезны ни были разногласия между нами». Я указывал на очевидное: «Политическая элита Ирана, чрезвычайно недоверчиво относящаяся к США, склонная видеть в наших мотивах конспирологическую подоплеку и раздираемая противоречиями между отдельными группировками, занятыми жестокой борьбой в связи с подготовкой к президентским выборам в июне, будет всячески стараться сорвать диалог, в том числе прибегая к грубому обману». Мы не должны недооценивать тот факт, что враждебность по отношению к Соединенным Штатам является главным организующим принципом режима, особенно для Верховного руководителя и сплотившихся вокруг него сторонников жесткого курса. Но, продолжал я, «мы должны будем работать с иранским режимом именно как с унитарным актором, учитывая, что реальная власть в стране принадлежит Верховному руководителю (а не президенту). В прошлом мы уже не раз терпели поражение, пытаясь играть на противоречиях между отдельными группировками в иранской власти».