Невидимая сила. Как работает американская дипломатия

Когда наше давление на Иран достигло критических показателей, нужно было действовать, иначе мы рисковали утратить контроль над ситуацией. Санкции оказали такое мощное воздействие на Иран, потому что носили международный характер. Их поддержали практически все представители мирового сообщества – хотя некоторые, может быть, и неохотно. Когда в Иране пришли к власти Рухани и Зариф, стремящиеся изменить образ Ирана и представить его прагматичным и вызывающим симпатию игроком, для дипломатии настало время серьезного испытания. Ключевой вопрос заключался в том, согласится ли Иран взять на себя достаточно серьезные долгосрочные обязательства в обмен на ослабление санкций и возможность ограниченного обогащения урана. Без согласия на выполнение серьезных обязательств и строгие меры контроля ни о каком соглашении не могло быть и речи, но в то же время, если бы мы настаивали на полном отказе от обогащения ядерного сырья, мы бы тоже ничего не добились. Как однажды сказал нам Арагчи, гражданская ядерная программа, включая обогащение урана, была «предметом национальной гордости иранцев, их полетом на Луну».

Вопреки прогнозам противников ядерного соглашения, предрекавшим, что иранцы нас обманут, в течение первых нескольких лет после подписания «Совместного всеобъемлющего плана действий» и инспекторы МАГАТЭ, и представители американского разведывательного сообщества неоднократно подтверждали, что Иран соблюдает свои обязательства. В результате ослабления санкций экономика Ирана не была окончательно разрушена. Соглашение лишило иранский режим возможности утверждать, что причиной тяжелого экономического положения большинства иранцев является внешнее давление, а не хроническое неумение управлять страной, коррупция и нерациональное использование ресурсов. Массовые протестные выступления летом 2017 г. показали, что позиции клерикального руководства в Тегеране не так уж прочны. Как и опасался Верховный руководитель во время переговоров по ядерной проблеме, соглашение не сгладило, а, наоборот, сделало более заметными недостатки иранского режима.

Между тем Иран продолжал экспортировать нестабильность в Ближневосточный регион, используя в своих интересах и усиливая хаос в Сирии и Йемене, вовлекая своих главных союзников и помощников в жестокое региональное противостояние с Саудовской Аравией и другими суннитскими государствами. Президент Обама всегда понимал: чтобы развеять опасения наших друзей и партнеров в регионе, обеспокоенных перспективой ослабления нашей поддержки вследствие налаживания диалога с Тегераном, ядерное соглашение должно стать частью более широкой стратегии. Безусловно, ядерная сделка не лишала США и их партнеров возможности принимать меры против неядерных нарушений иранского руководства; но у критиков все равно оставалось много причин высмеивать подход администрации. По их мнению, мы обуздали ядерные устремления Ирана, но усилили его способность мутить воду в регионе.

Дональд Трамп пришел к власти с предубежденным, пренебрежительным отношением к «Совместному всеобъемлющему плану действий», который он назвал «худшей сделкой из всех когда-либо заключенных». Он не видел ни практической пользы от соглашения, связанного с ограничением иранской ядерной программы, ни в целом ценности концепции, основанной на понимании значения классической дипломатии – строительства коалиций и решения проблем путем переговоров, со всеми необходимыми для этого взаимными уступками. Его подход был намного более унилатералистским, нацеленным не столько на заключение сделки с иранцами на максимально выгодных условиях, сколько на усиление давления на них до такой степени, чтобы они были вынуждены капитулировать, поскольку иначе их бы ждала катастрофа. Несмотря на настойчивые просьбы других членов «Группы 5 + 1» и отсутствие доказательств нарушения иранцами своих обязательств, в мае 2018 г. Трамп настоял на выходе США из «Совместного всеобъемлющего плана действий».

Я был удивлен только тем, что Трамп сделал это не сразу, учитывая, что он был яростным противником сделки с Ираном. Тем не менее после стольких лет усилий, направленных на заключение соглашения, в значимость которого я продолжал твердо верить, это было крайне неприятно. Я задавался вопросом: что мы могли сделать, чтобы сделать соглашение более прочным, затруднить выход из него? Может быть, мы могли оказывать давление на иранцев дольше, продлив срок действия временного соглашения – «Совместного плана действий», чтобы добиться от Тегерана более серьезных уступок – например, по срокам ограничений на обогащение ядерного сырья до определенного уровня. Но реальность была такова, что и в США, и в Иране политики раздражались и проявляли нетерпение, а консолидировать усилия «Группы 5 + 1» всегда было намного труднее, чем могло показаться сторонним наблюдателям, – особенно после того, как между ее членами начались серьезные разногласия в связи с другим проблемами – например, событиями в Украине или в Южно-Китайском море.