При Бейкере роль Группы была не менее значимой, чем при Киссинджере и Маршалле. Бейкер считал ее своим собственным маленьким советом безопасности, полностью полагаясь на нас в реализации смелых инициатив, связанных с окончанием холодной войны, написании текстов выступлений, «боевом обеспечении» в поездках, а также подготовке материалов для брифингов, вопросов для обсуждения и заявлений для прессы, без которых немыслима работа дипломатической машины. Учитывая его не слишком открытый стиль руководства, а также драматизм и лавинообразный характер происходивших в мире событий, Группа получила широкие (и накладывающие на нее огромную ответственность) полномочия – как в области разработки стратегии, так и в сфере принятия оперативных решений.
Вскоре в нашем подразделении работали уже более трех десятков сотрудников, включая как бывших служащих Госдепа, Пентагона и ЦРУ, так и пеструю компанию специалистов, не имевших опыта государственной службы. Я занимал пост заместителя Денниса и был его альтер эго, изо всех сил стараясь облегчить ему бремя руководства Группой и контроля над подчиненными. Кроме того, я часто сопровождал Бейкера в поездках. У нас работали многие выдающиеся умы: и ученые, в том числе Джон Айкенберри и Фрэнк Фукуяма, который наутро после выхода своей статьи «Конец истории?» проснулся знаменитым; и советологи – например Том Грэм, грубоватый Билл Браунфилд и мой добрый друг Дэн Керцер; и государственные служащие – такие как Аарон Миллер, тоже мой близкий друг и специалист по Ближнему Востоку, и Боб Эйнхорн, один из главных правительственных экспертов по контролю над вооружениями; и талантливые партийные деятели – скажем, Эндрю Карпендейл, Уолтер Канстайнер и Джон Ханна; и замечательные, хотя и вечно перегруженные работой, спичрайтеры; и молодые стажеры, среди которых был и Дерек Шоле, один из самых многообещающих специалистов в области внешней политики его поколения.
Команда была замечательная, но работать было непросто. Из-за близости к Бейкеру и привилегированного статуса подразделения большинство других сотрудников Госдепа относились к нам неприязненно, и мне приходилось тратить немало сил на налаживание нормальных коллегиальных отношений с ними. Поэтому я ничуть не удивился, когда Том Фридман, в то время корреспондент
Не знаю, можно ли было считать нас зелеными юнцами, но события 1989 г. стали для нас полной неожиданностью.
Имея богатый опыт работы в администрации Рейгана, президент Буш и госсекретарь Бейкер хорошо знали унаследованные от нее проблемы. Они полагали, что главной причиной подковерной борьбы и ослабления внешнеполитического авторитета администрации Буша в Конгрессе останется Центральная Америка. На азиатском направлении таких проблем, по их мнению, не предвиделось – по крайней мере на тот момент, учитывая позитивный характер развития отношений с Китаем. Япония, как и ожидалось, переживала экономический бум, но его влияние на экономику США оказалось сильно преувеличенным. Ситуация на обширном пространстве от Афганистана до Марокко выглядела более спокойной, чем несколькими годами ранее. Перед инаугурацией президента Буша в январе 1989 г. завершился вывод советских войск из Афганистана, ирано-иракская война кончилась, угрозы для добычи и транспортировки нефти в Персидском заливе больше не было. Открытие диалога с ООП сулило некоторые подвижки в направлении арабо-израильских мирных переговоров, несмотря на продолжающиеся столкновения между Палестиной и Израилем на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа.
Однако теперь внимание всего мира было приковано к драматическим событиям, разворачивающимся в Советском Союзе. Михаил Горбачев все еще пытался преобразовать советскую власть, чтобы преодолеть катастрофический спад экономики, сохранив руководящую роль КПСС внутри страны и влияние на мировой арене. При этом он столкнулся с огромным множеством растущих как снежный ком проблем: загнивающей экономикой, дефицитом продуктов питания, яростным сопротивлением старой партийной гвардии, волнениями на этнической почве и сепаратистскими настроениями в национальных республиках СССР, а также с неповиновением восточноевропейских союзников и быстрорастущим недовольством граждан, разочаровавшихся в советском строе. Но тогда мало кто мог предсказать приближающуюся кончину коммунистического блока и тем более распад СССР.
Рейган, старый рыцарь холодной войны, в последние годы правления, видимо, понял безнадежность попыток Горбачева сохранить насквозь прогнившую советскую систему. Но Буш, Бейкер, Скоукрофт и их коллеги сомневались, что она обречена. Они заступали на свои посты с убеждением, что не следует слишком уповать на Горбачева. В случае провала его реформ Советский Союз мог и устоять. Более вероятным казалось отстранение Горбачева от власти сторонниками жесткого курса, что означало бы новый виток холодной войны.