Невидимая сила. Как работает американская дипломатия

В течение всего срока нашего пребывания в Аммане угрозы терактов возникали постоянно. Особенно тревожной ситуация стала в конце 1999 г., когда была предотвращена попытка нападения «Аль-Каиды» на один из иорданских отелей и туристический район. Мы вступали в новую эру – дипломаты фактически лишились неприкосновенности. Риск оказаться жертвой теракта или вооруженного нападения, и без того уже долгие годы являвшийся неприятной неотъемлемой особенностью жизни служащих посольства, возрастал, а Вашингтон все меньше стремился брать риск на себя.

* * *

В июле 1998 г., находясь на лечении в клинике в Миннесоте, король Хусейн дал телевизионное интервью, которое потрясло иорданскую аудиторию. «Врачи диагностировали у меня лимфому, – сообщил король, через силу улыбаясь. – Борьба с раком станет еще одним сражением, которое я надеюсь выиграть». У Хусейна были основания для оптимизма. Ему было только 62 года, 10 лет назад он победил рак мочевого пузыря, и его лечили врачи одного из лучших в мире лечебных учреждений – клиники Мэйо[45].

Однако иорданцы встревожились. Они сильно зависели от своего короля, который ко всему прочему до сих пор ни разу не покидал Иорданию на несколько месяцев, как тогда. Благодаря силе своей личности и политической прозорливости ему удавалось сглаживать проблемы, связанные с расслоением иорданского общества, и добиваться для своей страны куда более значительной роли на региональной арене, чем позволяли ее скромный стратегический вес и ограниченные ресурсы. Большинство иорданцев давно отвыкли брать на себя политическую ответственность и не думали о том, чтó их ждет после ухода Хусейна. Но теперь им пришлось задуматься о будущем.

С 1965 г. наследным принцем был младший брат Хусейна Хасан. Король сделал его наследником престола, поскольку, учитывая непрерывный поток угроз в свой адрес, решил, что было бы безответственно объявлять наследником престола своего старшего сына Абдаллу, которому тогда исполнилось всего три года. Разница в возрасте между Хусейном и Хасаном составляла 11 лет, а во всех других отношениях различия между ними были еще глубже. Простой, доступный, полный кипучей энергии король легко находил общий язык со всеми иорданцами – и с бедуинскими шейхами в пустыне, у которых он гостил, и с военными, с которыми общался в полевых условиях. Хасан же был интеллектуалом до мозга костей. Его трудно было представить взгромоздившимся на танк и выступающим перед солдатами, как это много раз за годы своего правления делал Хусейн. Младший брат короля получил образование в Оксфорде, много читал. Он казался немного оторванным от традиций своей страны, чужим в мире, в котором жили большинство его соотечественников. Эта чужеродность особенно бросалась в глаза на его официальной фотографии 1998 г., сделанной ко дню рождения, – он был запечатлен на любимом пони, облаченный в форму игрока в поло: в шлеме, бриджах для верховой езды и с клюшкой в руке.

И все же, несмотря на некоторую карикатурность образа и несерьезное отношение к нему соотечественников, Хасан любил Иорданию не меньше Хусейна. Он много работал, прекрасно знал свою страну и был глубоко предан брату. Этот человек разбирался во многих проблемах гораздо лучше, чем можно было себе представить. Когда осенью 1998 г. Иорданию посетил министр торговли США Билл Дэйли, Хасан пригласил нас отобедать с ним в его прекрасном старом каменном особняке на холме, откуда открывался великолепный вид на центр Аммана. После обеда он настоял на том, чтобы лично отвезти нас в отель, где остановился Дэйли, причем сам сел за руль своего лендровера. Несколько смущенный министр уселся рядом с Хасаном, на переднем сиденье, а я устроился сзади. За нами следовал автомобиль с королевскими охранниками. Выезжая из ворот резиденции, Хасан спросил, не желаем ли мы заехать в лагерь беженцев «Вехдат», расположенный почти по пути, и выпить там чаю. Дэйли был совершенно вымотан – у него был длинный, наполненный встречами день, но понимал, что отказ прозвучал бы неучтиво. Так мы оказались сидящими в крошечной забегаловке на одной из запруженных людьми улочек лагеря. Была полночь, мы пили чай в окружении любопытных палестинских подростков и отряда королевских охранников, которые заметно нервничали. Нам, впрочем, тоже было не по себе – в отличие от Хасана, который сохранял безмятежность и непринужденно расспрашивал хозяина кафе о его семье, вел светскую беседу с владельцами других местных заведений и явно получал от этого удовольствие.