Невидимая сила. Как работает американская дипломатия

К началу января 1999 г. король закончил курс лечения в клинике Мэйо. Нужно было подождать пару недель, чтобы понять, помогла ли ему пересадка костного мозга, но все надеялись на полное излечение. Я полетел в США, чтобы увидеться с Хусейном до того, как он отправится домой, сразу после новогодних каникул. Мы встретились в пригородном доме в Мэриленде, который король приобрел несколько лет назад. Дом стоял на высоком, поросшем лесом берегу реки Потомак. Был хмурый зимний день, сквозь голые ветви деревьев хорошо просматривалась река. Король был слаб, его знобило, несмотря на то, что он был в теплом свитере.

– Я очень хочу домой, – сказал он. – Я так давно там не был, а нужно столько всего сделать.

Я еще раз поздравил его с подписанием «Меморандума Уай-Ривер». Он тонко улыбнулся, демонстрируя свое скептическое отношение и к Нетаньяху, и к Арафату, и подчеркнул, что очень надеется на президента Клинтона.

– Мне будет приятно работать с вами, когда я вернусь домой, – сказал он. – У меня было достаточно времени, чтобы подумать о будущем. Я не знаю, сколько времени мне отпущено, но есть некоторые вещи, которые я должен успеть сделать.

Хусейн больше ничего не сказал и дал понять, что не хочет, чтобы его расспрашивали. Я вернулся в Амман с убеждением, что порядок престолонаследия будет изменен.

19 января улицы Аммана заполнили сотни тысяч иорданцев, вышедшие приветствовать возвращающегося домой короля. На следующий день Хусейн дал интервью Кристиан Аманпур из CNN, в котором впервые публично коснулся грядущих изменений. Король все откладывал встречу с Хасаном, и наследный принц понимал, чтó это означало. Я встретился с ним днем 21 января. По его словам, к нему только что приезжала принцесса Басма, единственная сестра Хусейна и Хасана, чтобы сообщить о планирующемся отстранении его от власти. Хасан был глубоко потрясен.

– Совершенно не понимаю, почему король так недоволен мной, – сказал он.

Тем не менее он принял решение короля с достоинством.

Вечером 22 января король сообщил Хасану о своем решении изменить порядок престолонаследия. Ранее в тот день он объявил принцу Абдалле, что наследным принцем теперь будет он. А 25 января король обнародовал свое решение, опубликовав пропитанное не свойственной ему мелочной злобой письмо, объясняющее причины его разочарования в Хасане. Лечение не дало результатов, и на следующий день ему предстояло снова лететь в клинику Мэйо для последней попытки спасти жизнь путем повторной пересадки костного мозга.

Абдалле тогда было 37 лет – почти на 20 лет больше, чем его отцу, когда тот взошел на трон. Ситуация в Иордании была намного более стабильной, чем полвека назад, но проблем, маячивших на горизонте, хватало с избытком, да и хищные соседи по региону не дремали. Абдалла знал, сколь многому ему придется научиться, но трудности его явно не пугали. 28 января госсекретарь Олбрайт прилетела в Амман с кратким, но очень своевременным визитом. Она заверила нового наследного принца в том, что и он сам, и Иордания могут рассчитывать на поддержку США. Несколько дней спустя я снова увиделся с Хасаном. Никто не рвался к нему с визитами, и он с горечью заметил, что и не ожидал ничего другого. Было видно, что брат короля глубоко потрясен случившимся и еще до конца не осознал перемены. Но он не искал сочувствия. Я сказал, что восхищаюсь достоинством, с которым он принял произошедшее. Это были не просто вежливые слова – я действительно восхищался Хасаном. Его постигло страшное разочарование, но утешением мог служить тот огромный вклад в развитие Иордании, который он внес за годы службы в качестве наследного принца.

Вторая пересадка костного мозга не помогла королю. Хусейн снова отправился домой. Когда 4 февраля его самолет приземлился в Аммане, он уже был без сознания, жизненно важные органы начали отказывать. Напоследок король еще раз продемонстрировал мужество и упорство, которые не раз помогали ему и Иордании побеждать: он прожил на три дня дольше, чем предсказывали врачи. В телеграмме, отправленной в Вашингтон, я писал: «Даже будучи без сознания, король словно хотел показать, что только он сам – а не CNN, не взволнованные иностранные наблюдатели, не светила медицины, не кто-либо еще – имеет право решать, когда ему покинуть этот мир. Вся его жизнь была преодолением трудностей. Джон Фостер Даллес был всего лишь одним из многих людей, недооценивших Иорданию и ее короля. Не стоит забывать об этом, размышляя о будущем без короля Хусейна»[50].