Невидимая жизнь

Он их презирал, но немного побаивался. Они были молодые и наглые, и думали, что все знают лучше всех, тем не менее, постоянно не прокрашивали шеи сзади. У них не хватало времени и внимательности, чтобы друг другу подсказать. Они торопились жить, у них для этого было, конечно же, очень подходящее занятие. Они шли на всякие уловки вроде посвистывания и чревовещания для привлечения самых доверчивых туристов. Один еще постоянно скалился кривыми зубами, издалека они выглядели во рту как кости, которые он не мог проглотить. Обычно они не пускали Золотого человека на его место ровно до первого полицейского, проходящего мимо. Видимо, им тоже было чего опасаться.

У Золотого человека было доброе лицо в мягких морщинах, стекающих вокруг носа и рта к подбородку, но почему-то складывалось ощущение, что он не очень добр изнутри. Наверное, из-за его холодных голубых глаз. Обычно они были ясными, но иногда становились сизыми – в те дни, когда у него в голове бродили тучи.

Перед выходом из дома он тщательно осматривал себя в большом зеркале, помогая себе маленьким карманным. Карманное зеркало всегда было при нем на случай дождя или жары. Он спускался со своей табуреточки и, высыпав набравшиеся монеты в свой золотой карман, отходил в подворотню, из которой были видны и табуреточка, и пустой сундучок, мало ли. Там он снимал с одной руки золотую перчатку, зимой под ней была еще одна – черная, шерстяная, с дырочкой на мизинце, летом – простая рука в рыжих волосках. Он стремительно осматривал себя зеркальцем и стеклянной дверью магазинчика. Дождь и пот оставляли потеки и разводы на лице, приходилось затирать их золотой пудрой. Краска на шляпе, костюме и башмаках была более стойкой. Ими можно было заняться вечером или даже в конце недели.

В карманах у него было много интересного, во-первых, золотое зеркальце, затем золотая пудра, золотой портсигар, сигареты в нем правда были белые, золотая зажигалка, он заправлял ее обычным газом, не золотым. Пластмассовые одноразовые зажигалки сразу бы испортили все впечатление, так что он придерживался отживающей свой век традиции многократного использования добротных вещей. В самом дальнем наружном кармане, чтобы не растаяли, лежали маленькие шоколадки в золотой обертке. Он ими перекусывал и изредка угощал совсем уж замученных детей, которых родители таскали весь день по достопримечательностям. Дети от этого моментально расцветали и улыбались потом еще целый день.

Дети вообще проявляли к нему особый интерес. Очень смешно повизгивали, когда он неожиданно поводил локтями, как заводная кукла, или подмигивал им.

Однажды он ехал в трамвае с одной озабоченной своими мыслями мамашей и ее маленьким мальчиком. Мальчик открыл свои круглые глаза на полную мощность и не сводил с него взгляда всю дорогу. К несчастью, они выходили на одной и той же остановке, и ему пришлось предложить свою помощь по спусканию коляски на землю. Лицо мальчика на бесконечные три секунды оказалось на одном уровне с его лицом, ничего не оставалось, как подмигнуть ему, мальчик наконец улыбнулся. И совсем ошалел от счастья, когда свесившись с коляски и извернувшись всем тельцем, увидел, как Золотой человек помахал ему вслед. Все люди в трамвае и вокруг почему-то тоже улыбались и подталкивали друг друга плечами.

Серебряная парочка летом ела круглое эскимо в блестящей ледяной фольге. В золотой мороженое было очень трудно найти, так что он предпочитал лимонный лед, он более всего походил на золотую еду. Шоколадки летом таяли даже в наружном кармане.

Зимой он брал с собой небольшую золотую фляжку с коньяком, зимой можно, особенно, когда пасмурно и хочется домой – лечь на диван и задремать. Пока он не научился спать с открытыми глазами, он часто об этом мечтал – оказаться дома и лечь на диван.

Ночью обычно было не до сна, во-первых, за день в мире накапливалось много новостей, которые нужно было прочитать и расстроиться. Во-вторых, костюм из-за сквозняка, пробиравшегося сквозь ветхие окна, качал рукавами, а иногда и штаниной. И ему казалось, что он едет в поезде, который постоянно въезжает в тоннели и сидящий напротив темнокожий старик в золотом костюме что-то пытается жестами ему сказать. Сам старик сливался с темнотой, костюм же наоборот ее отражал и от этого сиял еще сильнее. Это очень отвлекало. Он пробовал оставлять костюм в прихожей, но сильно переживал, как бы его не погрызли мыши. Он их никогда не видел, но каждый раз открывая дверь, отчетливо ощущал их запах. Невидимые мыши, ниже травы, тише воды, но запах не спрячешь, он проникает везде.

Он слушал джазовую радиостанцию, чтобы отвлечься от новостей, поправлял золотой краской потертости на костюме, начищал до золотого блеска башмаки. Краска, конечно, дорогая, но качественная. Дождь не оставлял на ней сухого места, но она держалась до последнего. Те серебряные сразу под дождем сразу оплывали, они предпочитали дешево тратить деньги. Потом он все же ложился на диван, закрывал глаза, костюм качал рукавом, носки червячками шевелились в ботинках, сон тоже сносило сквозняком.