— Рядом с телом мы обнаружили множество фрагментов растения, как вы могли бы предположить, но в этом случае дело обстоит несколько иначе. Примерно в четырех футах под землей, на той же глубине, что и тело, оказалось несколько стеблей, связанных вместе ниткой. Это вам ничего не напоминает?
Чувствуя себя школяром, вызванным отвечать урок к доске, я высказываю предположение:
— Букет цветов?
Она улыбается, ожидая продолжения.
— Но… разве такое возможно? — изумляюсь я. — Растения не пролежали бы так долго в земле. Они должны были очень быстро сгнить.
Ее улыбка становится шире.
— Обычные цветы — да. Но эти были деревянные. Деревянные хризантемы, представляете?
В кабинете повисает оглушительная тишина.
— Они… можете описать, как они выглядят?
— Ну, они не слишком хорошо сохранились.
— А они не похожи на самодельные?
Хатчинс с Консидайном переглядываются.
— Я бы сказала, что они самодельные, но выполнены довольно искусно. На детскую поделку не тянут.
Сердце у меня начинает учащенно биться, но важность этой находки, которую я чую нутром, облечь в слова мне — пока что — не удается. Я пытаюсь аккуратно сформулировать вопросы:
— А по костям можно определить, рожала женщина или нет?
— С абсолютной достоверностью — нельзя. Но если бы нам удалось найти тазовые кости, от этого можно было бы хоть как-то оттолкнуться; иногда на них остаются следы. Мы все живем надеждами, верно, Консидайн?
— Давайте мыслить логически: кто делает деревянные цветы? Цыгане, — отвечает он.
Его взгляд устремлен на меня.
— Ну… — пожимаю я плечами, — это традиционный промысел…
Я пытаюсь припомнить, не попадались ли мне на глаза в каком-либо из трейлеров Янко деревянные цветы. Кажется, не попадались.
— Само по себе это, конечно, ничего не доказывает.
— Разумеется.
Мы все стоим — и сидим — в молчании.
Пусть это никакое не доказательство. Не улика. Но это факт. И он что-то означает. Возможно, он означает, что тот, кто похоронил неизвестную девушку на Черной пустоши, не пытался просто избавиться от тела. Он отдал ей последние почести.
52
Кажется, у меня появилось новое хобби: ожидание худшего. Я не знаю, в чем заключается это худшее, но за последние несколько недель я просто весь извелся. Я чувствую его приближение. Вокруг то и дело случаются какие-то ужасы, это не мои фантазии. Сначала Кристо с дядей Иво, потом дед Тене заболел, потом мы с мистером Лавеллом попали в больницу. На Черной пустоши нашли тело какого-то бедолаги. Радиоактивный дождь отравил всех овец. Гигантский град, из-за которого погибли люди — не где-нибудь, а в Индии. Мир сошел с ума. Я с трудом заставляю себя подниматься по утрам. Конечно, в школе сейчас каникулы, так что вставать особо незачем, но все равно. Мама обычно уходит на работу около девяти, пока я еще валяюсь в постели у себя за занавеской, то задремывая, то просыпаясь вновь. Она даже перестала меня ругать. Я встаю и съедаю холодный завтрак, который оставляет мне мама. После этого я обычно снова возвращаюсь в постель. Я пытался читать, слушать музыку и смотреть видик, но все это не может отвлечь меня от волнений по поводу всех тех ужасов, которые с нами случились или вот-вот случатся.
Я ожидаю худшего с того самого момента, как мы переступаем порог детской больницы в Лондоне, точнее, как с утра выезжаем из дома. Кристо лечит молодой врач-индус; у него очень темная кожа, очень густые, похожие на плотный мех волосы, которые начинают расти прямо надо лбом, и круглые очки в золотой оправе. Говорит он очень четко. Кристо ему, похоже, нравится, и уже за одно это я готов его полюбить. Мы с мамой сидим в коридоре, напротив игровой площадки для малышей. Там полно ярких игрушек, а стены раскрашены в разные цвета. Есть даже небольшая разноцветная лазалка. Я решаю, что она предназначена для братьев и сестер тех детей, которые здесь лежат. Но на площадке играют несколько ребятишек, у которых совсем нет волос, так что, наверное, они здесь лечатся. В этой больнице вообще очень много лысых детей. От их вида у меня по коже ползут мурашки; эти дети похожи на маленьких инопланетян. Я вспоминаю, что волосы выпадают во время лечения от рака, и начинаю улыбаться, когда кто-нибудь случайно бросает взгляд на меня. Мне даже неудобно за то, что у меня самого на голове столько волос.
Доктор собирается что-то нам рассказать, и мне очень хочется, чтобы он поторопился.
— Ты брат Кристофера по отцу?
Доктор с длинным именем, которое мне не запомнить никогда в жизни, смотрит на меня.
Мы с мамой дружно киваем. Меня специально предупредили на этот счет. Не знаю уж, каким образом удалось убедить их тут, в больнице, изменить свое решение, но, наверное, будет лучше, если они будут так считать. Вот будет забавно, если окажется (я стараюсь не слишком об этом задумываться), если это и в самом деле так.