— Ну… если верить рассказам. Запертые дома, опять же. Еще какие-то следы на муке. Но сам я думаю, что Червинский — обычный морфинист.
— Жорж, обещай не смеяться.
— Над чем?
— Твой сыщик, может, и прав…
— Ты тоже считаешь, что призраки убили полгорода? — Бирюлев шаловливо взъерошил рыжие кудри, но Наталья холодно отстранилась.
— А что, если они хотели предостеречь? Я и сама раньше не верила, будто умершие совсем рядом. Но… я их тоже слышала. А старые вещи… Они живые.
— Ты серьезно, Наташа?
— Я ходила на сеанс месье Жана, — имя, знакомое репортеру: в газете оно не раз становилось предметом насмешек. Впрочем, сам "Жан" был, очевидно, хорошим дельцом, чего не сказать о его легковерных последователях. — И получила послание от тетушки и сестрицы.
— И что же они сказали?
— Что я должна ценить то, что имею…
На розыгрыш не похоже: она явно верила в то, о чем говорила. Неужели у Натальи и впрямь подобные интересы? Но чему удивляться? На деле Бирюлев ее вовсе не знал.
— Хорош совет, для каждого пригодится.
— Нет, ты ошибаешься. Ты не слышал всего, — любовница вдруг крепко схватила за руку. — Сходи со мной завтра! Лишь один раз. Обещаю — если не поверишь, я больше никогда об этом не заговорю. Но вдруг духи тебе помогут? Можешь и сыщика с собой взять.
Бирюлев представил, как делает столь сумасбродное предложение Червинскому, и залился неуместным смехом.
— Жорж, ты обещал не смеяться…
— Прости, Наташа. Но это слишком нелепо.
— Подумай… Что ты потеряешь, если согласишься?
И в самом деле, что?
Идея казалась на редкость абсурдной — и, вероятно, именно потому Бирюлев позволил себя уговорить.
Уже засыпая, вспомнил: он так и не сказал Наталье, что ушел от Ирины.
Да и был ли в том смысл?
В темноте Ульяну больно схватили за волосы и прижали лбом к сырой деревянной стене. Она даже пискнуть не успела от неожиданности.
— Кто такая?
— Макара ищу.
Он этот адрес оставил — а больше идти и не к кому.
Деньги закончились. Вчерашний ночной ливень, от которого на улицах к полудню не осталось и следа, залил дом. Сколько бы Ульяна ни вытирала, подставляя лохани да бочки — все равно образовалась сущая заводь. От сырости дети закашляли.
На берегу отводили глаза, шептали, что мать повесят. Самой идти в участок — невмоготу, а что еще делать — неизвестно.
Оставив младших на Аксинью — благо, снова не отказала приглядеть, хоть и смотрела вполглаза — Ульяна с утра побежала к Витьке. У мастера брата не застала, сказали — в бараке. Там и нашла: на топчане, всего в каплях пота, полуживым от лихорадки. По словам соседей, давно не ел.
Хорошей сестре следовало бы не денег просить, а присмотреть за ним — да как?
Покинув брата, Ульяна, не раздумывая, отправилась к Макару. Может, он разузнает о матери? Или — а вдруг! — снова поможет копеечкой?
Но вместо Макара Ульяну встретили незнакомцы.
— Ты-то кто сама? Кто он тебе?
— Брат, — а что еще отвечать? Не рассказывать же всю историю тем, кто прижал к стене в полутьме барака?
— Так они ведь вместе жили? Да и старше та должна быть. Эта совсем соплюха, — усомнился один.
— Да шут их разберет. Сказано — сестра, значит, сестра, — не стал раздумывать другой. — За вещами, поди, пришла?
Ульяна не понимала.
— Чего с ней возиться…
Чирк… Как будто обожгло.
Ульяна в ужасе схватилась за голову — нащупала голый затылок. Льняная коса соскользнула на пол.
— Передай брату: не придет сам к Степану — вам всем хуже будет.
Лениво. Скучно. Дорогу все, кому надо, уже узнали. Осталось только ждать.
Тощий ушел. Натрепал и про угрозы приятелей? Если бы сказал правду — сидел бы тихо, как мышь. Или на самом деле настолько тупой?
В целом все подтверждало хитрый ход Легкого. Надумал подобраться поближе в расчете, что такого кретина, как Тощий, даже Алекс не заподозрит. Донос сюда отлично укладывался. И то, что щенок сказал об облаве, тоже понятно. Она же была только предупреждением. Но, если бы и промолчал, тоже небольшая беда. Хотя, конечно, легашам лучше о себе без нужды не напоминать.
С этим все ясно. Но ради чего он признался, что прислал их в театр? Думать над этим можно долго, но ответ так и не найти.
Туп и пьян? Не может все быть так просто.
Тут по-прежнему чего-то не доставало.
Хотелось, конечно, прямо сейчас все вынуть из Тощего. Но спешка может и навредить. Нет, нужно сдержаться. Набраться терпения — хоть Алекс это и ненавидел. Присмотреться получше. Сделать вид, что слова Тощего не вызывают сомнений. Оказать дружескую услугу.
Актеры учили новый спектакль. Его название повторяли сотни раз, но такое не запомнишь.
Дела в театре шли, по словам Щукина, так прекрасно, что он решил развлечь народ свежим зрелищем — а то как бы не заскучали.
От безделья Алекс наблюдал за кривляньями, то и дело цепляя актеров. Девки покатывались от смеха. Щукин бесился — и это забавляло уже самого хозяина.
Пухлогубый Хордин в который раз аккуратно скрестил короткие пальцы на бугристой шее Драгунской. Та сидела перед ним на стуле, задрав для удобства голову.
— Что ты сейчас сотворил с ней, Павел? — взвизгнул Щукин.
— Я ее задушил?