Невидимые

Бирюлев же так и не успел ничего выяснить…

Схватив портфель, репортер поспешил в участок, не останавливаясь, чтобы перевести дух, до самого кабинета Червинского. Второпях он даже не ответил на приветствие встреченного по дороге знакомого — тот так и замер с приподнятой шляпой, проводив его взглядом.

— Батурин… убит, — запыхавшийся Бирюлев без приглашения упал на стул напротив сыщика. — Мой приятель детства.

— Верно, — безучастно заметил Червинский, отвлекаясь от лежавших перед ним бумаг.

— Дмитрий понял, как искать невидимых — оттого и погиб.

— Возможно. Но, как вы наверняка догадываетесь, никаких доказательств нет.

Репортер глубоко вздохнул, борясь с накатывающей волной раздражения.

— Вижу, о чем вы опять думаете, Бирюлев. "Полиция никуда не годится", — передразнил кого-то Червинский, и вдруг заговорил живо, отбросив холодность: — Только не забывайте, что у меня, как и у вас, есть личный интерес в этом деле. Поверьте, я не меньше вашего хочу, чтобы все, наконец, закончилось.

Сыщик закурил, угостил и Бирюлева.

— Успел ли он хоть что-нибудь выяснить?

— Увы, мы об этом вряд ли узнаем. Нам так и не удалось с ним поговорить. Думаю, что в те дни, когда мы к нему приезжали и никого не застали, он уже мог быть мертв.

— Но сестра сказала, что отлучалась на сутки…

— Ай-ай-ай… — сыщик неодобрительно покачал головой. — В газете прочитали — и поверили? Будто сами не знаете, как у вашей братии заведено. Барышня Батурина… ээ… необычная. Полагаю, она и сама не понимает, сколько дней отсутствовала.

— Странно, но я совсем не помню ее по детству.

— Неудивительно: Нина Ивановна не из тех, о ком слагают стихи, — усмехнулся Червинский. — К слову — она упоминала о призраках. Что скажете?

— Вечером я намерен посетить спиритиста.

— Вот как? — сыщик приподнял брови. — Поразительно. Полагал, что вы отрицаете подобные вещи.

— Так и есть… Но все же хочу взглянуть. Может, и вы составите мне компанию? — нелепое предложение Натальи, рассмешившее накануне, само сорвалось с языка.

Червинский почесал нос.

— А отчего бы и нет? Давно хотел посмотреть на духов.

Репортер, не ожидавший согласия, удивился, но тут же вернулся к более важной теме.

— Как же теперь план Дмитрия?

— Я попробую достать те бумаги, что остались в его доме. А вы принесите, наконец, вашу опись. Для начала взглянем на документы сами, не дожидаясь распоряжений Тимофея Семеновича. Да, и пока не стоит ему сообщать.

Бирюлеву почудился оттенок неприязни.

— Почему?

Сыщик не успел ответить.

— Николай Петрович! К Митрофановой пришли, — возник в дверном проеме городовой.

Червинский встал.

— Согласны? Хорошо. Кстати, "прислуга невидимых" официально призналась в убийстве Коховского. Во многом — ваша заслуга. Вы очень грамотно навестили ее детей.

— Как? — Бирюлева поразила не только похвала, прозвучавшая из уст сыщика впервые.

Речь в путанных рассказах на берегу шла совсем о другом. Выходит, и смелые предположения репортера подтвердились.

Но Червинский настоящего вопроса не понял:

— Сказала, что задушила подушкой. А веревку, якобы, привязала позже. Зачем — не ясно. Но такие детали мы сможем проверить потом. Пока же главное, что Митрофанова у нас. Пожалуй, вы даже могли бы снова про нее написать… Кстати, не хотите с ней повидаться?

* * *

Поднимая глаза от пола, Ульяна каждый раз натыкалась на взгляды — сочувственные и осуждающие одновременно. Или они такими только казались?

Никто ничего не мог знать!

Минула вечность, прежде чем полицейский, наконец, вернулся и махнул — иди за мной.

Всхлипнув, Ульяна поправила платок и поспешила. Но, сделав несколько шагов по коридору, остановилась, ощутив новую волну утихшего было острого страха.

Матери-то, поди, давно наболтали невесть что. Как ей показаться? Не убьет, конечно, через перегородку — но, как пить дать, проклянет.

— Что встала? Ждать тебя прикажешь?

Матренина дочь встряхнулась, засеменила дальше.

— Митрофанова! — полицейский подтолкнул к оконцу. — Ну? Иди!

Ульяна зажала рот рукой, чтобы не разрыдаться. Не помогло: слезы хлынули потоком.

— Улька? Как вы там?

— Мама! — растянув рот, дочь громко завыла.

— Да не реви ты! Говори, как есть.

— Витюшка помирает… Есть совсем нечего… Дом наш в дождь залило.

— Страсть господня! Да за что?!

— Я к Макарке за деньгами пришла, а они… они… Ванюшкины друзья… Вот, смотри, — скинув платок, она наклонилась к оконцу. Видно ли?

— Это с чего вдруг? — Ульяна узнала голос брата.

— Сказали: не придет Ванька сам к Степану — всем нам конец.

— Чего?! Какого черта? Да они там что, начисто рехнулись? Как я могу куда-то пойти?

— Что нам делать, Ванька? А? Мама?

— Терпи, девка. Ой, терпи… К соседям иди.

— Всех уж обошла! Дверью хлопают!

Чья-то рука взяла Ульяну за плечо и отодвинула от оконца.

— Закрывай, Рындин. Хватит на сегодня приемов.

Обернувшись, она сквозь слезы увидела всклокоченного вихрастого сыщика и того самого франта, что прежде говорил с младшими.

— Это все вы! — со злостью выкрикнула посетительница, не ожидавшая от себя такой смелости. — Вы сделали так, что мама теперь здесь надолго! Кары божьей, видно, совсем не боитесь!