Набросив купальный халат, в котором обычно ходил по комнате, Бирюлев, даже не обуваясь, вылетел на лестницу и побежал вниз.
— Кто был в моем номере?
— О чем вы, сударь? — изобразив удивление, прокряхтел Ферапонт. Тот самый, кто, без сомнения, знал о каждом шорохе в гостинице — и, конечно, о тайных встречах Червинского.
— Это тот господин, что приходит в пятнадцатый? Да? Отвечай!
Портье, скорбно глядя, качал головой.
Но положительный ответ и не требовался. Бирюлев уже и так все понял.
И желание добыть и осмотреть бумаги Батурина, не посвящая Бочинского. И пропавшую опись отца. И отрицание его убийства невидимыми. И пропажу доказательств. И секретные связи с театром. И нелепые байки про привидений! Червинский всерьез рассчитывал, будто Бирюлев отчаялся настолько, что готов поверить в сказку?
"А может, мы и есть — невидимые?"
Он не шутил?
Бирюлева охватило бессилие. Даже голова закружилась — он едва устоял на ногах.
Вскоре после рассвета, когда серость в хлеву при участке начала проясняться, дверь открылась, впустив страшного человека.
С непокрытой головы свисали грязные серые клочья — они чередовались с частыми проплешинами. Выступавший каплевидный лоб выдавался вперед, нависая над широко расставленными мелкими глазами. Нос — распухшая красная капля. И формой, и размером с мелкую картошину. Верхняя губа разделена надвое, являя раздвоенную челюсть и сгнившие остатки зубов. Вдобавок ко всему кожу изъела оспа.
Новый постоялец огляделся.
— Ээ?
— Ой!
Матрена его вспомнила. Метнулась к перегородке, принялась тарабанить.
— Позовите сыщика! Это он! Невидимка! Я его узнала!
Макар спал крепко. Не проснулся, когда мать завизжала — но сразу умолкла. Открыл глаза только после пары оплеух. И тут же услышал щелчок прямо над ухом. В висок уперлось нечто прохладное, и, кажется, липкое.
— Ну как? Нравится?
Толком не соображая со сна, что происходит, Макар обвел взглядом гримерную. Два незнакомца держали мать и сестру, зажимая им рты. Разбуженный Петька поднялся на ноги в сундуке и заголосил.
— Скажешь, что тебе мой брат сделал, а, падла? — полюбопытствовал третий, тот, что стоял сзади, за головой. Макар поднял глаза вверх, но его лица не увидел. Шевелиться же боязно.
— Что молчишь? Или что, один не такой храбрый?
Ствол отодвинулся от виска. Макар непроизвольно выдохнул.
Обойдя кушетку, третий — крепкий, светловолосый, и какой-то безликий — с миг внимательно смотрел на Макара, а потом одной рукой рывком сбросил его на пол. Пнул в голову раз, другой.
Это точно не сон.
— Как тебе, а?
Гость пнул еще раз, прямо в подбородок. И еще. Макар выплюнул зуб, кровь и закашлялся.
— Где Алекс?
— Не знаю.
И не знал. Да, у него где-то была нора, куда он порой отлучался. Макара с собой не звал, а спрашивать мыслей не возникало.
Его пнули опять, вновь раскроив сломанный Алексом нос.
— Ну, тварь… Легкий сказал, чтобы мы ничего тебе не делали. А то я бы уж отстрелил тебе кое-что, чтобы знал, как брата увечить. Вот какого ты ему палец отрезал, падла? Что, рыла не хватило?
Очередной удар пришелся мимо — Макар откатился и быстро встал, отплевываясь.
— Так он… жив?
Гость аж задохнулся.
— Вот так? Значит, был не должен? Ну вы, сука, и ублюдки.
— Не-не. Должен. В смысле — жив, — Макар, едва не заикаясь, поторопился рассеять недоразумение.
— Жив-то жив, но вот мать на него до сих пор смотреть не может. Доволен?
— Хорош, Хвощ. Мы сюда не за тем пришли. Легкий не хочет ссоры. Он сказал, чтобы Алекс взял то, что ищет, в его сером нижнем складу. Он знает, где. Пускай забирает, а потом приходит. Разговор есть.
Макар кивал на каждое слово, как китайский болванчик.
— Да, а еще он велел передать, что оба были не правы. Ясно?
— Да.
— Но ты ведь понимаешь, что, если бы не Легкий, мы бы сейчас достали тебя, гнида? — спросил тот, кто бил Макара. Не дожидаясь ответа, продолжил: — Алекс совсем с катушек поехал, да? Еще дальше, чем раньше?
— Не, все можно понять, но это уж вообще через край, — подтвердил тот, кто передал сообщение. — Надо же, мать твою, и башкой думать. Черт с ней, с его рожей, но рука? Ну вот какого ты это сотворил, Тощий? А?
Гости, оказывается, его и по имени знали.
Макар громко сопел. Не говорить же им, что это затея Алекса.
— Все. Уходим. Мы все сказали. Передай. А в другой раз думай. Мир-то тесен.
Они уже отпустили и мать, и Дашку. И тот, чьего брата Алекс поймал возле театра, кажется, чуть ли не только сейчас ее и заметил.
— О, кто же тут у нас? Жена?
Он подошел к ней — дрожавшей так, что бросалось в глаза, и вцепившейся зубами в ладонь, чтобы, видимо, не реветь в голос.
— Сестра, — ответил Макар.
— Пошли, Хвощ. Не делай ерунду. Легкий без того зол, — одернул второй.
Но тот уже достал из кармана нож. Макар зажмурился. Дашка вскрикнула.
— Это тебе на память, чтобы лучше думалось.
Они вышли, захлопнув за собой дверь. Но тот час же она отворилась снова:
— И никогда больше не твори такое дерьмо со своими, понял? — сказали напоследок.
Шаги стихли. Макар открыл глаза. Рядом рыдали все трое.
Подошел к сестре, зажавшей лицо ладонью, погладил по голове, поцеловал в макушку.
— Покажи…