В углу кабинета стоял маленький столик со стулом. Заняв «свое постоянное место», Николай понял, что стол и стул крепко привинчены к полу. Как бы бурно ни проходил допрос, следователи всегда были надежно гарантированы от удара стулом или столом. У подследственных же, как вскоре убедился Николай (к счастью, не на собственном примере), подобных гарантий не было.
Пока следователь, морща узкий лоб, старательно заканчивал домашнее задание, Николай внимательно изучал его лицо. Где-то видел он эту неприятную надменную физиономию, эти бесцветные глаза — они не становились более привлекательными от того, что их обрамляли солидные очки в толстой роговой оправе. Следователь был в полковничьих погонах, из-под расстегнутого кителя виднелась полосатая шелковая сорочка сугубо партикулярного покроя.
В комнате витал легкий аромат дешевых духов или одеколона. В тюрьме, где, как правило, благоухает кислыми щами и карболкой, каждый новый запах фиксируется особенно обостренно.
Окно кабинета было приоткрыто, виднелась решетка. С воли, очевидно с какого-то двора, расположенного поблизости, доносились голоса играющих детей. За эти дни Николай слышал в тюрьме лишь лязг ключей, скрип стальных дверей, стук колес тележки, на которой развозят жидкие щи и кашу. Он отвык от всяких мирных нормальных звуков. Поэтому так приятно было услышать веселые детские голоса, убедиться в том, что в нескольких метрах от этой мрачной комнаты, по ту сторону высокой тюремной стены, кипит простая, хорошая человеческая жизнь.
Да, люди там, на воле, работают, учатся, ходят на собрания, вечером сидят в театрах, любят своих жен, поругивают и ласкают детей, спорят с друзьями. Знают ли, нет, подозревают ли, что за этими тюремными стенами разыгрываются тяжелые трагедии, что объектами и жертвами произвола, беззакония становятся здесь такие же честные люди, как и они сами?
Лишь несколько лет спустя узнал Николай, что в этой цепи трагических «случайностей» была своя система; что шайка авантюристов разработала сложную методику «выдачи на-гора» ложных, фальсифицированных показаний, вымогаемых — иногда выколачиваемых — из ни в чем не повинных, честных советских работников, чтобы доказать Сталину, что он окружен «шпионами» и «заговорщиками» и что только они — Берия, Абакумов и их подручные, а до них Ежов, Меркулов и другие — могут спасти вождя от уничтожения, а страну — от гибели. А ведь эти карьеристы и были подлинными заговорщиками.
Николай знал некоторых из этих напыщенных, заносчивых, но по существу мелких, жадных и эгоистичных людишек.
И они имели наглость орудовать, прикрываясь священным именем народа! «Спасая» Сталина, иезуитски, макиавеллистски играя на его страхах, они по существу докладывали ему именно то, что он хотел от них услышать…
Все это сложилось, ясно и четко, в сознании подполковника Борисова, разумеется, много позже. Тогда, глядя, как шевелит губами туповатый следователь, постигая премудрости французского языка, он начинал ощущать это еще смутно.
Спокойно, даже с какой-то внутренней усмешкой наблюдал Николай сизифовы муки полковника-студента. При всей своей туповатости и, как показали четыре года следствия, явной неспособности глубоко разбираться в людях, в их внутреннем мире, моральных качествах и достоинствах, так же, видимо, как и в слабостях и недостатках, полковник почувствовал эту усмешку. Но, оглядев хмурым, строгим взором подследственного, он продолжал свое занятие, пытаясь заставить Николая потерять терпение, утратить равновесие, сорваться.
Николай знал, что срываться нельзя. Безмятежное, без тени какой-либо глубокой мысли лицо следователя говорило ему о том, что речь идет о весьма серьезных материях. Ему вспомнилось, как погибли хорошие друзья, верные чекисты.
Игорь Кедров. Сын одного из первых чекистов, соратника Феликса Эдмундовича Дзержинского. Профессиональный революционер Михаил Сергеевич Кедров с 1901 года стал членом партии коммунистов. Юрист по образованию, он был, кроме того, еще и доктором медицины. Михаила Кедрова в 1919 году назначили членом коллегии ВЧК.
Трудной, но светлой дорогой отца шел его сын Игорь. С комсомольской работы его направили на работу в особый отдел ОГПУ. За светлый, острый как бритва ум, за талант и сильный характер, за высокую партийную принципиальность любили Игоря и старые, и молодые чекисты. Сын был достоин своего отца.
Некоторые подробности антипартийных, антигосударственных махинаций Берия каким-то образом стали известны Игорю Кедрову.
Принципиальный, стойкий коммунист, разве мог он остановиться перед тем, что Берия — его начальник — втерся в почти неограниченное доверие к Сталину.
В начале 1939 года вместе со своим товарищем по работе Володей Голубевым Игорь обратился туда, куда идут коммунисты с самым важным, с самым главным, когда ищут высшего справедливого и окончательного решения, — в Центральный Комитет партии. Они написали письма Сталину и в КПК Шкирятову. Из секретариата Сталина и лично Шкирятовым письма были переданы Берия…