– Да. Она устроила себе там что-то вроде комнаты – старый диван, столик, два кирпича и котелок, в рюкзачке пожитки какие-то. Она собиралась ехать в Александровск, но застряла – не было денег на проезд, и Майя собирала бутылки, сдавала их и копила деньги. Так она мне объяснила. У меня было ощущение, что она сама с собой разговаривает – все рассказывала, какая замечательная была Танюшка, и как ее не стало, и что Раисы Павловны тоже нет, а теперь ее зовут в Александровск, и она поедет, вот только билет дорого стоит. Я рассказала ей о Лене, о том, почему оказалась там, я даже не уверена, слышала ли она меня, но иногда думаю, что слышала. Она была очень странная девочка, словно сонная, на своей волне. Но мне надо было рассказать кому-то, кто не счел бы меня сумасшедшей, кто просто выслушал бы. Мне надо было успокоиться и привести свои мысли в порядок, и я ей рассказала все как есть. Она слушала, кивала, но сама была как во сне. Или мне так казалось, потому что я тоже была словно во сне. Я спросила у нее: как ты думаешь, я правда сошла с ума? А она говорит – нет, ты просто очень устала. Мы сидели в темноте, свет от фонарей освещал комнату, и я боялась сказать ей, что думаю о тех, кто снаружи. Ну, что они там.
– А как она вообще оказалась в Москве? – Павел хотел прояснить для себя все детали, даже мелкие. – Татьяна Степанцова умерла в Суходольске.
– После смерти Тани Татьяна Васильевна сразу позвала Майю к себе, но кто-то сбил ее с толку, предложив работу в Москве. И она поехала, а работа оказалась рабством в пошивочном цеху, откуда она сбежала – без денег, вообще без ничего, только паспорт смогла сохранить – говорит, что отдала им Танюшкин, никто на фотографию не посмотрел. А потом неделю пряталась в этом заброшенном доме, собирая бутылки и подметая у ларьков за мелочовку. Она есть очень хотела, но вечером стало холодно, а куртки у нее не было, Майя сидела там, завернувшись в рваное одеяло, которое кто-то из жильцов бросил при переезде. И копила деньги на билет, хотела ехать, как все люди, не прячась. Ей это важно было – жить, как все живут. Со смертью подруги она потеряла то, что было для нее семьей. Опору потеряла в жизни, не денежную, а эмоциональную. Они были как сестры, с детства заботились друг о друге, и вдруг она одна осталась, и все наперекосяк пошло.
– И ты дала ей денег и куртку, чтобы она пошла и купила вам еды, потому что сама выйти боялась?
– Ну, да. Я решила, что тот, кто может за мной следить, увидит, что это не я! Фонари горели вовсю, свет в комнату проникал сквозь окна, все было видно.
– Но недостаточно, и человек в машине увидел только куртку. Он не думал, что в доме есть еще кто-то. А уж тем более – женщина твоего роста и комплекции. И примерно твоего возраста. Этого никто не мог предвидеть. – Олешко вздохнул. – Понятно теперь.
– Все случилось очень быстро, понимаете? – Майя отчаянно смотрит на собравшихся. – Если б я знала, что такое может выйти, я бы никогда… До сих пор у меня перед глазами стоит: вот она выходит из подъезда – двери нет, один проем. Она счастлива – я сказала, что дам ей денег на билет, и выдала сумму на еду. Мы несколько часов говорили с ней, и я немного успокоилась, пришла в себя, начала обдумывать, как мне быть, посмотрела, сколько у меня с собой денег, подумала, что смогу продать бриллианты и купить где-то в провинции жилье, завести небольшой бизнес. В общем, прикинула, как и что. Но есть хотелось, а выйти я боялась, и потому…
А потом случилось то, о чем она вспоминать не могла. Просто – не могла. Запретила себе вспоминать.
– Она вышла и ступила на тротуар, потом пошла через дорогу, а эта машина… Было уже темно, да… Я подбежала, когда машина уехала – а Майя лежала там и смотрела на меня. Лицо сильно пострадало, только правый глаз оказался не поврежден. Она сжала мою руку и говорит: может, оно и к лучшему. Я тормошила ее, говорила, что сейчас вызову «Скорую», но сумка-то моя осталась в доме, а в ней телефон! А Майя смотрела на меня, смотрела, а потом говорит: беги. И умерла. Я была в ужасе. Но потом словно кто-то меня толкнул: куртка! Ее убили, потому что на ней была моя куртка!
– И ты…
– Да. Я надела ей на палец свое кольцо, вдела в уши серьги, сбегала за сумкой и бросила ее, только деньги вынула. Сотовый свой оставила, взяла ее рюкзак и ушла. Села в электричку, доехала до Баркина, там купила дешевенькую курточку, сняла небольшую квартиру на сутки, там же покрасила волосы и подстригла челку. В блокнотике был телефон Татьяны Васильевны, я купили дешевый мобильник и позвонила ей. Она сказала: мое предложение в силе, приезжай, чем смогу – помогу. Фотография в паспорте была старая, никто на нее не смотрел, а когда я прописалась здесь, то через некоторое время сказала, что паспорт украли, и паспортистка из нашего ЖЭКа помогла мне получить новый.
– И никто не заподозрил подмены. – Панфилов покачал головой. – Это нормально, в общем…