– Ты права, Майечка. – Ника счастливо вздохнула. – Семеныч говорит, Стефка уже немножко поправилась, даже за сутки! Вот что значит уход для ребенка. Вернется Лешка – поедем к ней. Хочешь с нами?
– Поглядим. – Майя разгладила тряпкой полотнище обоев. – Давай-ка заканчивать, совсем немного осталось.
– Ты очень быстро управилась!
– Стены ровные, обои хорошие, с чем тут возиться? Мебель-то когда привезут?
– Завтра обещали.
– Вот и отлично, все высохнет к тому времени.
– Ой, а вы-то с Максом… ничего, что в гостиной ляжете.
– Нет, я домой поеду, Никуша. – Майя соскучилась по своей квартире. – Там порядок надо навести, видела же, что натворили?
– Об этом можешь не беспокоиться. – Ника засмеялась и, спохватившись, умолкла. – Вот же язык мой – враг мой…
– Ника, что ты скрываешь?
– Майка, не дави на меня. А домой вы с Максом поедете послезавтра, и никак не раньше. Больше ни о чем меня не спрашивай, пожалуйста. Ну, я очень тебя прошу, иначе у Макса не получится сюрприз. Ох, и затейник у меня братец, оказывается, очень ему хочется тебя удивлять.
– А что, тебя Лешка не удивляет?
– Он по-другому меня удивляет. – Ника улыбнулась. – Он, может, всякие сюрпризы устраивать не мастер, зато понимает меня, как никто другой. Он уважает то, что я делаю, поддерживает мои начинания, одобряет мои фантазии – ему все это
– Понимаю…
Майя старалась не вспоминать – ни глаз, полных обожания, ни утренних букетов в ванной и в спальне, ни внезапных поездок на острова или в Венецию, она старалась забыть ощущение счастья, которое дарил ей Леонид, загнала на донышко памяти балы в Тулузе, прогулки по парку, долгие бдения над списками, за которыми были чьи-то судьбы, и они вдвоем исправляли их в лучшую сторону.
Но сейчас, глядя на радостное лицо Ники, она вспомнила и поняла, что не должна приказывать себе забыть. Не заслужил Леонид забвения, не заслужил ее трусливого бегства. Он думал, что она – боец, а она сбежала с поля боя, бросив все, что Леонид строил всю жизнь.
А теперь все усложнилось. Есть Максим, который смотрит на нее, не отрываясь, не смея прикоснуться, который ночью снова был рядом – и ей было спокойно и хорошо с ним. Максима она знает всего несколько дней, а чувство такое, словно она вынырнула из омута, в котором тонула. И есть большая семья, которая может стать и ее семьей. У Майи нет родственников, кроме родителей, и у Леонида не осталось родных, кроме дочери и Артема, а потому у нее нет опыта родственных отношений. Но ей нравятся эти люди, ей нравится клеить обои в квартире Ники и болтать с ней о разных вещах, и смотреть на Буча, который с опаской обходит стороной ведро с клеем. История встречи Ники и Максима потрясла ее, как и остальные подробности довольно страшного приключения. И ей хочется остаться с ними и стать частью их семьи. Она боится своего желания, потому что уже не знает, кто же она такая. И боится, что принесет этим людям опасность и несчастье. Ведь она все еще убегает и не знает, когда перестанет убегать.
Но она точно знает, что возврата к прошлому нет. Она уже не Ирина Марьина, которая бросалась в бега при первом намеке на опасность, не успев подумать ни о чем, кроме вопящего внутри ужаса – три года прошло с того момента, когда она оставила сумку с документами около тела девушки, убитой из-за того, что та надела ее куртку. Она стала Майей – но та Майя была странная, словно спала и видела сны. Она была готова протянуть ей руку помощи, хотя сама нуждалась в такой же руке, и за те несколько часов в пустом доме они успели рассказать друг другу все о своей жизни.
А потом Майя погибла, и в свой последний миг она поняла, почему это случилось, но не стала проклинать или упрекать невольную виновницу своей смерти, а наоборот, велела ей убегать. Она словно передала эстафету новой подруге, подтолкнув ее на дистанции – беги, проживи за себя и за меня.
Убегать постоянно невозможно. У нее была цель, к которой она шла – остаться собой, построить жизнь, которая была бы похожа на прежнюю. И у нее это получалось, хотя Майя всегда знала, насколько это хрупко, ведь на свете есть человек, который никогда не устанет ее искать и рано или поздно найдет, а потому надо прятаться. И она спряталась – там, где ее никто не стал искать.
Но что-то пошло не так, и это очень страшно – но было бы страшнее, если бы она была одна.
Но теперь она не одна. Есть Максим, но как это принять, ведь она уже предала память Леонида? Не будет ли это еще худшим предательством? Она не знает, и это незнание заставляет ее закрываться от всех. Вот только закрыться от Ники оказалось невозможно – она просто не обращает внимания на преграды, выстроенные Майей.