– А ведь и правда. – Панфилов удивился, прикидывая, сколько же времени прошло. – Года четыре мы не ездили вместе, ты прав. А я и не заметил…
– И я не заметил. Время быстро бежит, Сань, – работа, дети, постоянно надо что-то успеть, догоняешь время – а ведь не догоним все равно, оно нас уже обскакало.
– Это правда. Так давай, может, плюнем на все и махнем куда-нибудь, как раньше?
– Сань, ну куда ты махнешь от Лерки и детей? Через два дня изведешься от тоски и сам домой побежишь. А у меня с Майей… кто знает, что будет.
Панфилов заржал. Вот умел он так смеяться – громко, грубовато, когда ответ на вопрос очевиден, но озвучивать его не слишком пристойно.
– Ну, ты чего? – Матвеев покраснел. – Мы… ничего такого.
– Детский сад. – Панфилов, отсмеявшись, потянулся к портфелю за следующим апельсином. – Лерка меня убьет. Не любит, когда я аппетит перебиваю перекусами, а я удержаться не могу.
– Тебе что, тощему…
– Так дело не в этом. – Панфилов снова поддел кожуру. – А насчет Майи ты не переживай. Сложится у вас все как надо, тут главное – беду эту одолеть. Выходит, что неспроста каша заварилась, Олешко сегодня в офисе повертелся, волшебных пенделей кому надо раздал и обратно поехал. Что-то унюхал, а говорить, стервец, не хочет.
– Скажет. – Матвеев соскучился по Майе, он беспокоился о ней, хоть и понимал, что Павел ее охраняет, но ему хотелось позвонить ей, целый день не звонил, еще решит, что он забыл про нее. – Позвони Нике, спроси, как там у них дела.
Панфилов молча достал телефон. Он видел насквозь хитрости друга, и не разделял его нерешительности, и понимал. Такой уж Макс человек, простые вещи усложняет так, что не распутать. Но в итоге, конечно, находит верное решение, а это главное.
Ника отчего-то не взяла трубку, и Саша, чертыхнувшись, набрал номер Валерии.
Майя торопилась. Отменили последнее занятие по колористике, и она вышла из здания школы на целый час раньше. Не увидев на стоянке ни одного такси, она побежала к остановке маршрутки, думая о том, что за весь день Матвеев так и не позвонил. Но он говорил, что у него много работы, и она понимала – не может Максим все бросить и нянчиться с ней, да и не нужно это. Но позвонить мог бы.
– Ну, значит, не смог. Работа у него важная. Ладно, не беда.
Она торопилась туда, где ей рады, где вечером соберется семья, и серый в полоску кот станет с важным видом таскать из их тарелок принадлежащие ему куски мяса. Ей хотелось оказаться в теплой квартире Ники, прижать к себе Буча и ждать Матвеева. Мысль о том, что можно поехать домой, в свою пустую разрушенную квартиру, ей не нравилась, и хорошо, что Ника взяла с нее обещание ночевать у них, иначе Майя не осмелилась бы навязываться.
У магазина «Эконом» она остановилась. Надо что-то купить к ужину, неудобно так – свалилась на голову, невесть кто, невесть откуда.
Она купила коробку эклеров, соблазненная желтоватым заварным кремом, выглядывающим из них. Пирожные оказались очень свежими, и в коробке их было целых десять штук – значит, на всех хватит. Прихватив баночку кошачьего паштета, на которой был изображен кот, очень похожий на Буча, Майя пробежала мимо кинотеатра имени Маяковского, свернула за угол и оказалась у подъезда Ники, только сейчас обнаружив, что ключа-то у нее нет. Набрав номер квартиры, она подождала, пока голос Стефании Романовны не поинтересовался, кто там.
– Это я, Майя.
– Ой, девочка моя, что ж ты без ключа-то! Сейчас, открываю уже.
Дверь запищала, Майя потянула на себя ручку – и что-то обрушилось на нее сверху, спрессовав тьму, сознание и воздух, ставший враз горячим и твердым.
Стефания Романовна открыла входную дверь, чтобы Майя смогла войти. Прислушавшись, она не услышала шагов. Стефания Романовна выглянула, потом спустилась на один пролет вниз.
– Майя!
Подъезд был гулкий и пустой. Стефания Романовна забеспокоилась. Она спустилась на первый этаж – входная дверь была приоткрыта, что-то держало ее. Нагнувшись, она подняла предмет: круглая жестяная баночка с кроличьим паштетом для кошек, с круглого бока которой лениво смотрел на нее Буч. Стефания Романовна выглянула наружу – перед дверью валялась открытая коробка с пирожными, эклеры рассыпались. Старушка в ужасе попятилась. Захлопнув дверь, она бросилась вверх по лестнице: в квартире был сотовый, надо немедленно позвонить.
– Паша!
Олешко не сразу узнал срывающийся от испуга голос. Но, узнав, окаменел, потому что понял: случилось что-то страшное. Выслушивал сбивчивые объяснения Стефании Романовны он уже на ходу. Добежав до машины, рванул с места, набирая номер Панфилова. Позвонить Матвееву не решился. Он вообще не знал, как посмотрит ему в глаза.
– Черт бы меня побрал, ведь знал же, что у них выхода другого нет, только забрать Майю и вытрясти из нее все. Сети расставлял, а они вон как – с ходу. Сумма там, видимо, колоссальная на кон поставлена, что ж телиться, ясное дело, надо брать девчонку и из нее все вытрясти.