– Может быть. – Панфилов кивает, соглашаясь. – К гадалке не ходи – бомж решил шантажировать преступника, и тот либо сам придушил его гарротой, либо кому-то приказал и, возможно, перед этим расспросил, кому тот рассказал, что видел, и бомж указал на Майю. При таких условиях ее похищение было делом времени, просто когда она переехала к нам, у преступников задача усложнилась, все-таки одна Майя – это совсем не то, что мы все. А сегодня случилась накладка, и они ее утащили. Но если я все правильно понял, она будет жива до тех пор, пока бандиты не получат контейнер, а он уже лежит в банковском сейфе. Так что жива она, а с остальным справимся. Она сильная, выдержит. Макс, нужно послать охрану к твоим старикам, к детям и ко мне домой в Озерное. Займись, пожалуйста, потому что мне надо срочно позвонить.
Панфилов понимал, что если он не займет чем-то Максима, тот, чего доброго, свихнется – гений, что с него взять, кто знает, что там у них в голове. Панфилов подумал о Павле Олешко, который уже, возможно, распутал узел, нашел недостающие кусочки пазла. И со злорадным удовольствием Саша осознал: если Павел нашел нужного человека, то сейчас этот тип, скорее всего, страстно завидует мертвым.
14
– Ты дебил. Ты же ей голову проломил, что теперь у нее можно узнать?
Голос знакомый, и Майя сквозь пульсирующую боль в затылке пытается вспомнить, где слышала его, но мысли ускользали.
– Да че там… она девка крепкая. Я не сильно-то и приложился.
Этот голос она не знает. Тягучий, густой, он отдается гулом в ее голове, эхо повторяет его многократно, а мир вертится вокруг, и она думает, что, когда она умрет, мир рухнет – ведь он, оказывается, все это время вращался вокруг нее!
Она пытается открыть глаза и не может. Холод накрыл ее, многоголосая тьма взрывается яркими всполохами, и мамино лицо склоняется к ней, и Майя понимает, что времени не существует, она спала и видела какие-то страшные сны, а сейчас они снова дома, и мама будит ее к завтраку, а потом они все вместе пойдут на карусели в парк. Папа купит им с мамой пломбир и будет фотографировать их под всеми деревьями и фигурками сказочных героев. И больше не будет больно, потому что она проснулась.
– Мам!
– Иди завтракать. Заспалась ты сегодня.
Майя хочет встать – и не может, а за столом уже сидит какая-то девочка. У нее темная челка и настороженные зеленые глаза.
– Беги!
Девочка знакома Майе, но почему она здесь, если была во сне, и почему она велит ей бежать? Она не может бежать, куда ей бежать из своего дома?
– Оказывается, у меня две дочки. – Мама ставит на стол еще одну тарелку. – Как же я позабыла-то?
Майя хочет сказать, что не позабыла: у нее одна дочка, но вдруг понимает, что не знает собственного имени. А та девочка за столом… если она – Майя, то кто же…
– Просыпайся!
Майя хочет сказать, что она не спит, но кто-то тяжело толкнул ее, и ей стало больно, очень больно, и голос отчего-то был злой.
– Ты дебил. Ты же убил ее, она мертва. Зачем теперь ее пинать?
Майя хочет сказать, что она жива, но ничего не получается.
– Не, этого не может быть. Я слегонца ее совсем, ну что я, девок никогда не глушил?
– Полюбуйся сам. Она сдохла, потому что ты ей череп проломил, дубина. Как мы теперь найдем камни?
– Может, она и не знала о них.
– Скорее всего, не знала, но контейнер у нее. И, главное, я же видел эту проклятую куклу у нее в квартире, но меня платье с толку сбило. Платье другое было, я понятия не имел, что этих кукол можно переодевать, да и кто бы мог предположить, что она станет это делать? Ладно, труп оставим как есть, потом зароем, а тем временем наведаемся домой к одному из ее друзей. У него детишки и жена, я узнавал. Вот мы прямо к ним сейчас и поедем, пока муж и отец семейства дома у своей приятельницы сидит, думает, как эту кралю найти.
– А если они полицию вызовут?
– Не вызовут. Они уже поняли, что мы настроены серьезно. Все, идем.
– А камни?
– Вот они нам их и отдадут, когда потрясем жену этого. А не отдадут – есть люди, которые найдут контейнер, не беспокойся.
– Смотри… Я-то что, а наши, сам знаешь, и так злятся, что такие деньги лежат где-то мертвым грузом.
– Всему свое время. Свет выключи.
Майя слышит, как они уходят, и не понимает, почему они сказали, что она умерла – ведь она все слышит, все видит и чувствует. Просто ей больно, но если спрятаться во тьму, боль уходит, хотя приходится вспоминать собственное имя, а это тоже больно. Надо спросить у мамы. Уж она точно знает, как ее зовут.
Майя поворачивается и бежит по знакомой дорожке к подъезду своего дома. Лестница отчего-то очень высокая, и ступенек много. И пролеты отсутствуют. Майя садится на ступеньки. Дороги домой нет.
– Не ори, тебя все равно никто не услышит.
Олешко холодно смотрит на тело, подвешенное к водопроводной трубе. Конечно, поступил он не слишком хорошо, но что он мог поделать, если люди не понимают по-хорошему?
– Кто вы?
Женщина в ужасе вертит головой, пытаясь посмотреть на Павла, но ему не надо, чтоб она его видела. Он еще не решил, что будет с ней делать – это зависит от того, что он получит взамен.