Невидимые узы [Литрес]

– Не принижай себя, Николь. Она тоже наверняка ужасно страдала. Ее жизнь, конечно, была комфортнее твоей, но стала ли она от этого счастливее?

– Но я никогда не выглядела как она на том снимке.

– Возможно, тебе не встретился хороший фотограф.

– Должно быть… Вы милый человек, майор.

– Значит, он вернулся в Париж, чтобы найти ее… Тебе известно, что такого важного она собиралась сказать ему перед смертью? Матильда ведь скончалась?

– Забавная мания у вас, у полицейских!

– Которая именно? Постоянно задавать вопросы?

– Нет, это часть вашей профессии; я о том, что вы не используете некоторые слова. Например, не говорите «умерла», только «скончалась»!

– Ты права. Это из суеверия, а может, мы лучше других знаем, что такое смерть на самом деле, потому и ругаемся сильнее… – Делестран не нашелся, что еще сказать. – Мы отвлеклись, Николь, давай вернемся к Матильде и Жоржу. Так ты знаешь, что она сказала ему перед смертью? Почему стремилась его увидеть?

Николь несколько раз кивнула, плотно сжав губы, как будто пыталась удержаться от ответа, и все-таки сказала:

– Не падайте в обморок, майор: она подарила ему сына. В этом и заключалась страшная тайна: у Жоржа был ребенок, и никто об этом не знал.

– Как это возможно?!

– Тогда все происходило иначе… Одного раза хватило, чтобы она забеременела, и хуже всего было то, что все обнаружилось, когда Жорж уже был в Иностранном легионе. Семья восприняла все очень плохо – если вы понимаете, о чем я. Подобные проблемы всегда требуют деликатного подхода, а уж с ее родственниками – тем более!

– Не сомневаюсь.

– Ну нет, майор, вы и представить не можете, что началось… Да и я тоже. Она оказалась в ловушке. Ее заставили выносить плод греха, потому что имели «принципы», были истинно верующими – если вы понимаете, о чем я. В этом семействе аборт считали преступлением.

– Это было ужасно?

– Да, для нее – сорок пять лет назад и всю оставшуюся жизнь, и для Жоржа, так поздно узнавшего об отцовстве.

– Больше всего мне жаль Матильду де Моссикур. Ее ведь так звали?

– Да. Вообразите, что чувствует молодая женщина, которая носит под сердцем ребенка, зная, что будет принуждена сразу отдать его на общественное попечение!

– Она родила «анонимно»?

– Да, так мне сказал Жорж. Сына, которого ей даже не показали. Не хочу представлять ужас расставания матери с мальчиком. Навсегда. Безвозвратно. Жизнь разрушена, едва начавшись, и все из-за высоких принципов… Я не для того хожу в церковь! Поверьте, майор.

– Мы знаем, что с ним сталось?

– Жорж искал его, но натолкнулся на бюрократическую стену тайны анонимного рождения.

Делестран вдруг вспомнил номер телефона, нацарапанный на оборотной стороне пачки сигарет, которую нашли при Бернаре, и сказал об этом Николь.

– Он обращался в организацию, занимающуюся усыновлениями, с просьбой разыскать сына, но возникли сложности. Насколько я поняла, ребенок должен сам подать заявление о желании выяснить свое происхождение, чтобы ему сообщили личность матери, при условии, что последняя решила раскрыть тайну. А сын Жоржа не подавал заявление.

– Значит, Матильда де Моссикур решила раскрыть тайну своей личности?

– К сожалению, не успела, умерла раньше. Но Жорж был отцом и смог обратиться в эту организацию с тем, что имел; он как бы признал отцовство, но с опозданием.

– Ему была известна дата рождения?

– Да, Матильда сообщила. Четырнадцатое мая шестьдесят первого года. Я хорошо это помню, потому что родилась на неделю и десять лет раньше – седьмого мая пятьдесят первого. Она назвала его Валентином.

– Валентином?! – изумился Делестран.

– Только на это мать и имела право – дать имя своему ребенку. Матильда сообщила его акушерке, как только та вернулась в родзал, положив ребенка в кувез. На следующий день она должна была сообщить имя регистратору в мэрии.

Матильда рассказала Жоржу, как все произошло. Без помощи акушерки, в одиночку, она бы не справилась. Ребенка чуть не назвали Матье.

– Когда встал вопрос о выборе имени, Матильда сразу ответила: «Валентин», что не понравилось ее матери, присутствовавшей в родзале. Она обиделась на дочь. Можете себе представить – ей пришлось рожать на глазах у матери! Все потому, что старая ханжа хотела быть уверена, что Матильда в последний момент не оставит ребенка себе. У девушки еще плацента не вышла, а ее принуждают поменять решение! Такое не должно случаться! Знаете, что придумала мегера?

Делестран покачал головой.

– Отправилась за календарем в ординаторскую; вернувшись, сверялась с ним на глазах у всех и обнаружила, что четырнадцатое мая – день святого Матье. Это имя ей годилось: «Оно принесет малышу счастье…» Бессердечная гадина! – Николь, пожалуй, свернула бы женщине шею при личной встрече. – Это было мерзко. Как она могла поступить так с дочерью?! Да уж, семейство де Моссикур было воистину безупречно! Сделали гадость – сходили к мессе, изобразили благочестие, как будто белье простирали в прачечной!

Делестран и сам не сформулировал бы лучше. Он разделял возмущение Николь, но гневался не на Бога, а на тех, кто объявляет себя Его наследниками.