Невидимые знаки (ЛП)

Первое: День, когда Мэди загрузила мою песню и изменила мою карьеру.

Второе: Ночь, когда мы совершили аварийную посадку на наш остров.

Третье: Утро, когда родилась Коко.

Четвертое: День, когда Коннор умер у нас на руках.

Пятое: Предстоящий кошмар нашего будущего.

Пять дат, которые определили меня.

Пять дат, которые словно неподъемный груз.

Даже сейчас, спустя три месяца с тех пор, как Коннор умер, нам так же больно.

Прошло три месяца с тех пор, как мы искренне смеялись и улыбались.

Три месяца назад наша воля к выживанию иссякла.

Однако со смертью пришла жизнь, Кокос расцвела в одночасье. Из человеческого зародыша она превратилась в болтливую девочку, волшебным образом забирая нашу грусть и напоминая, как снова улыбаться. Ее маленькие щечки и умные глаза стали бальзамом для наших воспоминаний.

Слезы не прекращались, и Пиппа безвозвратно изменилась. Она стала незнакомкой, с которой мы делили наш остров. Последним выжившим членом ее рода.

Но жизнь тянула нас вперед, латая наши раны часами и днями, медленно исцеляя, несмотря на наши желания.

Черепахи посетили нас (как и каждый год), но на этот раз никто не остался, чтобы понаблюдать за их ночной кладкой.

Мы слишком устали.

Слишком слабы.

И с каждым днем становились слабее.

Однажды ночью желание соединиться с Гэллоуэем переполнило меня, и я взяла его за руку, чтобы отвести в постель.

Пиппа осталась у костра, глядя на пламя, как и каждый вечер. Она вспоминала о том, что жива, только когда я передавала ей на руки Коко. Она начинала моргать и разговаривать, сбрасывая с себя оцепенение, до тех пор, пока косолапый карапуз не решал, что с него хватит быть эмоциональным лекарством для очень грустной сестры.

Некоторое время я размышляла, не справедливее ли было судьбе забрать жизнь Пиппы, а не Коннора. Она слишком тяжело переживала смерть своей семьи. Возможно, было бы лучше, если бы она ушла, нашла своих мать и отца в царстве вечности и променяла это существование на небесное.

Но судьба распорядилась иначе. Она не раздавала приглашений на предстоящие события. Это просто происходило.

Мы не разговаривали, пока я тянула Гэллоуэя в нашу спальню и торопливо развязывала бантики своего бикини.

Глаза Гэллоуэя пылали с такой силой, какой я никогда раньше не видела, он сбросил свои шорты и заключил меня в объятия.

Наш поцелуй был диким и неистовым.

Наше совокупление было беспорядочным и жестоким.

И после того как мы насытились, мы лежали в темноте и принимали решение.

Пришло время.

— Мы отплываем на этой неделе, Эстель. Пора готовить лодку.

Мы попрощались.

Оставляя Коннора в раю.

Настало время возвращаться домой.

ЯНВАРЬ

С МЕНЯ ДОСТАТОЧНО.

Моя семья умирает.

Коннор уже покинул нас.

Я не хочу никого больше терять.

Я никогда ни по кому не скучал так сильно, как по нему.

Ни по матери, ни по отцу.

Коннор был для меня больше, чем ребенок, с которым я жил на одном острове.

Гораздо больше.

А теперь он исчез, оставив нас разбираться с последствиями.

Я ненавидел его за это.

Ненавидел то, что он ушёл и оставил нас здесь.

Себя я тоже ненавидел.

В то время как Эстель винила себя в его смерти, я корил себя за то, что позволил Коннору так сильно рисковать.

Рыбалка, сама по себе, была опасным занятием.

Ловля рыбы в одиночку — тем более.

О чем я только думал?

Почему я не пошел с ним? Почему не настоял и не заставил мальчишку остаться на берегу?

Я знал ответы на свои вопросы: потому что Коннор не принял бы моих ультиматумов. Если бы ему запретили выходить в океан, он бы забрался на дерево и сломал позвоночник. Если бы ему запретили рыбачить, он бы нашел какое-нибудь другое рискованное времяпрепровождение.

Это была его судьба.

Точно так же, как и крушение было нашей обшей судьбой.

Пиппе, в скором времени, должно было исполниться одиннадцать, но она умоляла нас не праздновать. Она решила провести день, свернувшись калачиком в льняном спальном мешке Коннора, одна.

Я беспокоился о ней.

Обо всех нас.

Горе было постоянной константой, проделывающей во мне множество болезненных дыр. Я хотел избавиться от этой ублюдочной эмоции, затянуть ее петлей, растоптать, а затем разрубить на куски нашим тупым топором.

Я не мог продолжать чувствовать себя таким отчаявшимся, бесполезным, и вечно грустным.

Поэтому я бросил все силы на поиски спасения для всех нас.

В течение недели мы запасались едой и готовили байдарку. Я соорудил балласт сбоку, чтобы удерживать нас в вертикальном положении при путешествии по неспокойному рифу, позаимствовав дизайн у балийского баркаса.

Пиппа помогала, но на автомате. Она предпочитала проводить время на пляже, где мы попрощались с Коннором и ее родителями.

Я с ужасом ждал того дня, когда мы наконец отправимся в путь.

Отправится ли она с нами или не сможет попрощаться? Их тела исчезли, но их души остались на нашем острове. И я не знал, сможет ли она бросить тех, кого обожала.