Невидимые знаки (ЛП)

Пока Эстель заворачивала наши пожитки в пальмовые листья и рубила кокосы, я несколько раз плавал вокруг атолла (прим. пер.: Атолл — коралловый остров либо архипелаг, имеющий вид сплошного или разорванного кольца, окружающего лагуну. Точнее, атолл представляет собой возвышение на дне океана, увенчанное коралловой надстройкой, образующей риф с группой островков-моту, разобщённых проливами. Эти проливы соединяют океан с лагуной), чтобы проверить, насколько мореходное наше новое судно. Шаткая, перевязанная льном, изготовленная из бамбука выносная опора была достаточная выносливой. Однако четыре весла, сократились до трех.

Коннора не было рядом, чтобы помочь мне управлять или ориентироваться.

Его потеря разбила мое сердце вдребезги.

Наш дом постепенно становился все менее и менее ценным, просто остов, который мы должны были покинуть. Мы были готовы настолько, насколько это было возможно.

Однако при нашей заблаговременной подготовке нас задержала вода.

Январь был самым жарким месяцем.

От жары невозможно было спрятаться.

Ни одной дождевой тучи, чтобы пополнить запасы питьевой воды

Ни единого дуновения ветра, которое помогло бы нашей байдарке отправиться в путь.

И хотя внутренний голос говорил, что пора уходить сейчас, в этот самый момент.

Мы не могли.

Мы должны были подождать, пока совпадут некоторые факторы для путешествия.

Пришлось ждать, пока смерть не посетит нас в последний раз.

…

ФЕВРАЛЬ

Кокос исполнилось два года.

Мы не праздновали.

Пиппе исполнилось одиннадцать.

Она отказалась праздновать.

Жара наконец-то сменилась ливнями.

Мы не смогли отпраздновать.

Потому что, хотя мы ждали, что дождь освободит нас, реальность наконец-то дошла до нас.

Мы уплывали.

Навсегда.

Однако один из нас отправлялся в совершенно другое путешествие.

Незапланированное путешествие.

Круиз вверх по реке Стикс (прим. пер.: В греческой мифологии река Стикс (др. гр. ???? — «чудовище») была одной из рек подземного царства (Аида), через которую переводил души умерших Харон), а не по Тихому океану.

Будучи людьми, мы питаем отвращение к смерти.

Нас с рождения учат бояться неизвестного, цепляться за известное и существовать ограниченное время на земле.

Но что, если это ложь?

Что, если мы должны принять смерть?

Нам было бы спокойнее, знай мы, что те, кто покинул нас, существуют в другом измерении? Что мы не исчезаем в тот момент, когда испускаем последний вздох?

Смерть была моим врагом.

Но, в конечном счёте, может ли она стать моим другом?

Взято из резьбы на зонтичном дереве.

…

ТРИ ГОДА И ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ.

Четыре смерти.

Одно рождение.

Бесчисленные победы.

Неисчислимые неудачи.

Сорок два месяца.

Сто восемьдесят две недели.

Одна тысяча двести семьдесят шесть дней.

И одна перепуганная женщина, предчувствующая беду.

Наши тела не могли вынести большего, но мы были почти у цели... почти свободны.

Однако все изменилось в одночасье.

За эти годы Гэллоуэй построил много вещей — сарай для хранения дров, дождевые резервуары и даже пристройку, чтобы мы могли уединиться, когда того требует человеческая природа. В течение многих лет он рубил ветки, плел веревки и строил без особых сложностей.

Так почему же в утро нашего отъезда должно было быть иначе?

Я не могла этого объяснить.

Я проснулась в ужасе.

И по прошествии часов становилось только хуже.

Часть меня верила, что все потому, что мы сегодня уезжаем. Мы прощались с жизнью на нашем острове и отправлялись навстречу неизвестности. Но другая часть меня верила, что это было по другой причине.

Гэллоуэй.

Я беспокоюсь о нем.

Я крутилась вокруг него, пока он занимался последними приготовлениями: затягивал ремни и укладывал в байдарку дополнительные кокосы. Я была занята (как и все мы), чтобы избежать высасывающих душу воспоминаний о Конноре.

Пиппа помогла Коко, переодев ее в свежий подгузник и заставив брыкающегося ребенка надеть свою старую футболку (Пиппа переросла большинство своих вещей), и мы все прервались, чтобы пообедать в полуденную жару.

Съев рыбу и креветки, мы вернулись к своим делам.