Невидимые знаки (ЛП)

— Хочешь знать, чего я жду? Хорошо, я сказал, что буду предельно честен. Я буду честен. — Моя голова опущена, губы приближаются к ее. Мой голос понизился до шепота. — Я жду поцелуя. Я не хочу двигаться на случай, если ты поймешь, насколько близко находишься со мной, и убежишь, а я не смогу догнать тебя.

Она задыхалась, когда я боролся с желанием украсть ее поцелуй или сделать то, что было правильно, соблюдая границы первого знакомства.

Я посмотрел на крону дерева, тяжело дыша.

— Ты не представляешь, как трудно оставаться джентльменом прямо сейчас.

Она прочистила горло, немного вздрогнув.

— Я думаю, что ты бредишь от боли.

Я фыркнул.

— Пойдем, если тебе станет от этого лучше.

— Станет. Определенно.

— Значит, я не должен говорить тебе, что я возбужден, даже если едва знаком с тобой? Что я не переставал думать о тебе с тех пор, как увидел в Лос-Анджелесе? — я опустил голову и прижался к ее уху. — Я не должен говорить, что хотел поговорить с тобой на протяжении всего рейса или что все в тебе делает меня счастливым и грустным одновременно?

Дело в том, что с тех пор, как у меня ослабилось зрение после рождения, мои другие чувства усилились, чтобы компенсировать это. Ее запах (хоть и слабый) разорвал мои внутренности и заставил меня хотеть просить о невозможном. Я хотел, чтобы она была голой. Я хотел, чтобы она смеялась. Я хотел, чтобы она была далеко от меня, и я никогда не разрушал ее совершенство.

— Тогда почему нет?

Я сделал все возможное, чтобы сконцентрироваться.

— Почему, что нет?

— Не подошел поговорить со мной? Ответь честно в этот раз.

Я повернулся.

— А ты не догадываешься?

Она затаила дыхание.

И я сделал то, что обещал себе, никогда больше не делать. Я отнесся к ней, как к долбанной вещи.

Взяв Эстель за плечи, я притянул ее тело к себе. В тот момент, когда ее грудь прижалась к моей, я перестал дышать, и когда ее живот уперся в ноющую боль в моих Гэлнсах, мне потребовалось все самообладание, что у меня осталось, чтобы не прижать ее к проклятой пальме и забыть о цивилизованных правилах, ощущая лишь ее восхитительный вкус на губах.

Ее глаза расширились, когда она почувствовала то, что я предложил. Я слегка толкнулся бедрами; моя сломанная лодыжка выла от мучений.

— Это подходящий ответ на твой вопрос?

Она изо всех сил пыталась заговорить, отчего мое сердце сжималось, а мысли путались.

— Нет, не совсем.

— Ответ заключается в том, что, когда я хочу чего-то так же сильно, как я хочу тебя, ничего хорошего из этого не выходит. — Я грустно рассмеялся. — Я причиняю боль тем, кого люблю, и не собираюсь причинять вред тебе тоже.

Мы оба замерли после слова на букву «Л». Глубокая связь, которая пришла с этими маленькими пятью буквами, была не из тех тем, что нам хотелось бы обсуждать.

Я намеренно отодвинул бедра назад, удерживая ее на расстоянии. Мне нужна ее помощь, чтобы идти, и я не хотел давить на нее еще больше.

Достаточно мудацкого поведения.

Лед между нами, наконец, начал таять, и я все испортил своим идиотизмом.

Я застонал себе под нос, выдавая свою глупость за боль.

Эстель сделала шаг вперед.

— Как насчет того, чтобы забыть, что произошло, и отправиться на пляж... хорошо?

— Хорошо.

— Просто... позволь мне помочь тебе идти. Обопрись на меня и используй костыль. Я сделаю все возможное, чтобы предотвратить как можно больше дискомфорта.

Ты причина большинства.

По крайней мере, я додумался не сказать это вслух.

Кивнув, я молча принял ее помощь. Я прижал ее ближе, чем это было необходимо, под видом того, что мне нужна ее поддержка. Она ничего мне на это не сказала, лишь сомкнула руки вокруг моего живота.

Установив луковичную часть палки под мышкой, я нерешительно запрыгал вперед.

Эстель двигалась вместе со мной, немного задыхаясь, когда мой вес приземлялся, затем расслаблялся на ее теле.

Она молчала, и я тоже.

Я заставил себя сосредоточиться не на Эстель и ее сексуально-идеальной силе, а на координации и агонии при ходьбе на незафиксированной сломанной ноге.

Шаг за шагом, мы продвигались по лесу к солнечному свету.

Мы пробились к пляжу, который станет нашим новым домом.

Я не знал, как долго он будет для нас домом.

Если бы я знал... не знаю, что сделал бы по-другому.

Любит. Не любит. Любит.

Как мог глупый лепесток рассказать мне о чувствах другого?

Любит. Не любит. Любит.

Как я могла довериться стихам, украденным у других?

Любит. Не любит. Любит.

Я не верю в любовь. Я верю в любовь.

Но не с ним.

Взято из блокнота Э.Э., написано в возрасте девятнадцати лет.

…

Я ПРОГЛОТИЛА свои страхи в миллионный раз и нацепила фальшивую улыбку на лицо.

Мы не будем этого делать.

Да, конечно, будем.

Я не могла заплакать, потому что Коннор и Пиппа не переставали смотреть на меня.

Но это не остановило мою нужду убежать.