Я посмотрела через плечо на Коннора и Пиппу. Они сидели вместе, в плену страха и грусти. Однако они все еще говорили, до сих пор улыбались. И если они могут болтать и делиться глупой (даже если не совсем подходящей) шуткой, то я определенно тоже могу рядом с ними.
Зачерпывая горсть прохладной морской воды, я умыла лицо. Капли смыли немного липкого пота.
Чувствуя себя немного меньше съедаемой отчаянием, я вышла на берег и снова встала перед нашими запасами.
Гэллоуэй застонал, когда подвинулся выше, опершись на лежащее бревно, которое я притащила (с помощью) из лесной опушки в тень стоящего листового дерева. Плотная листва выполняла функцию зонтика, и мы нашли убежище в тени, все еще в состоянии наслаждаться прохладным воздухом с моря.
— Ты в порядке?
Я выдавила из себя улыбку.
— Конечно. Почему бы и нет?
Гэллоуэй нахмурился.
— Я могу назвать сотню причин.
— Да ладно. Ни одна из твоих причин мне не подходит.
Я не могла с ним общаться. Особенно после его честности о том, насколько он хотел меня.
Кто так делает?
Мы на безлюдном острове. Мне есть о чем подумать.
Его взгляд обжигал меня.
— Ты уверена?
— Абсолютно. Все хорошо. — Я подмигнула Пиппе.
Она вознаградила меня с улыбкой.
— Хорошо, разберемся с вещами. — Я указала на предметы — единственное, что может спасти нас от смерти. — У нас есть один швейцарский армейский нож, прозрачный полиэтиленовый пакет, маленький топор, который, я думаю, должен быть использован для того, чтобы выбить окно самолета в случае аварии, если это не сделает пальмовое дерево вместо него. — Я вздрогнула, когда образ мертвых ног Акина заполнил мой разум. — Пара солнцезащитных очков, бейсболка, небольшой медицинский комплект с антисептическими салфетками и маленькой иглой и ниткой, карманное зеркало, фонарик и пакет вяленого мяса, срок годности которого истек два года назад.
Оказалось, что у Акина был комплект для выживания, но он не проверял его очень давно. Мне жаль, что у него не было рыболовных крючков, обезболивающих и зажигалки. Только эти три вещи сделали бы нашу жизнь намного легче.
Гэллоуэй сказал:
— Итак... то есть это значит, что мы в заднице.
— Эй! — Я вскинула голову. — Следи за языком.
Коннор рассмеялся.
— Все нормально. Мы уже слышали это от нашего отца.
Пиппа кивнула.
— Ему нравилось слово «хрень».
Гэллоуэй усмехнулся.
— Я должен добавить это в свой лексикон.
— О, нет, ты не будешь этого делать.
— Это ты так думаешь. — Он взглянул на детей, они заговорщицки улыбнулись ему.
Я изо всех сил старалась не сдаваться. Смех помог немного забыть о нашем стрессе. Если несколько красочных слов обеспечат развлечения, то пусть так и будет.
Оставив их шутить, я собрала вещи и аккуратно сложила их в сумку с черным шнурком.
Гэллоуэй кашлянул, привлекая мое внимание. Он не говорил, но его глаза подтвердили мои предыдущие мысли. Как могли двое взрослых и двое детей выжить в мире, где у нас не было ничего?
Очевидный ответ?
Мы не могли.
Но мы постараемся.
Я резко встала, не в состоянии больше там оставаться, глядя на наши скудные вещи. Мне нужно продолжать двигаться дальше.
Пиппа поднялась со своего места рядом с братом и подошла ко мне, взяв меня за руку.
— У меня болит спина, и в голове странные ощущения.
Мой желудок перевернулся.
Я позаботилась о запястье Коннора, но ничего не сделала с Пиппой. Как я могла забыть о ее кровоточащем плече?
Наклонившись к ней, я улыбнулась так ярко, как только могла.
— Я знаю, как это исправить.
— Соленая вода помогает при порезах.
Возможно, не морская вода; с таким количеством организмов, и водорослей, и микробов...
Но какова была альтернатива?
Глядя на Коннора и Гэллоуэя, я заставила себя не думать о наших проблемах.
— Пойдем поплаваем. Нам всем нужна ванна, и это поможет почувствовать себя лучше.
И в зависимости от того, насколько большая рана Пиппы, мне, возможно, придется использовать иглу с нитью намного раньше, чем я того хотела.
К горлу подступила тошнота от мысли о том, что придется шить девочку без анестезии.
— Давай. — Не дожидаясь ответа, я освободила руку от хватки Пиппы и зашагала в сторону Гэллоуэя. Я еще не наложила шины ему на ногу, потому что он отказался снимать Гэлнсы.
В чем его проблема? Он так сильно прижимался ко мне в лесу, чтобы поцеловать меня, царапая своей щетиной, а сейчас стесняется, чтобы я его раздела и могла оказать помощь.
По крайней мере, ему придется раздеться, чтобы искупаться.
Я протянула руку.
— Я больше не буду спрашивать. После купания станет лучше.
Страсть горела в его глазах (я не знала, было ли это из-за меня или от мысли об океане), но он уставился на мою руку, как будто это оскорбило его.
— Я не могу стоять.
— Нет, можешь.
— Нет, не могу. — Он сердито посмотрел на горизонт. — Я не буду этого делать.
Пригнувшись, я проигнорировала боль в своих ребрах, и понизила голос до шепота, чтобы дети не услышали.
— Рвота — это естественно. Твое тело едва может справиться с такой болью...
— Забудь, что видела это.