Невидимые

***
…не скажу, сколько талой воды утекло с тех пор,
киселя, и крови, и меда, и молока.
Закрываю глаза — а по речке плывет топор,
уж не тот ли самый, что снился Ивану К.?
Уж не тот ли, что из петли Родиона Р.
взмыл в высокий космос в краю родном,
чей восход среди скрежетавших небесных сфер
изучал ночами каторжник-астроном?

Нет, по долгой орбите вокруг земли

все в чешуйках кремния, в гамма-лучах, в огне
аммиачном, ладные корабли
закружили гордо, на радость моей стране.
Не роняй слезы, если злато ржавеет, есть
добрый пуд листового железа и чугуна.
«Кто на свете главный? Челюсть? А может, честь?
Ни на что не годна эта челядь, убога и голодна»,

сокрушается у костра молодой пророк,

собираясь почтительно возвращать билет.
Я его любил, дурака, я и сам продрог
от безлюдной злости, которой названья нет,
а и есть — что толку. Пусть звери — овчарка, барс,
агнец, волк, — за твоей спиной, простуженный человек,
знай глядят в огонь, где Творец, просияв, умолк.
И несется в ночь перегруженный наш ковчег.

***
В замочной скважине: колеблющийся свет,
блаженный муж терзает хлебный мякиш,
и пахнет смертью, горькой и целебной.

Случайный сорванец глядит и, напрягая слух,

пытается понять обрывки разговора
между тринадцатью бродягами. Они

взволнованны, как будто ждут чего-то

неведомого. И, сказать по чести,
немного смысла в их речах несвязных.

«Что скажешь нам, Фома?» «Учитель, что есть страх?

Ужель всех поразит секирой роковою?»
«Нет, вера и ответ есть дерево и прах,

Олива, облако, медведица, секвойя».

«Ты снова притчами?» Спиной к огню
сидят ученики, не улыбаясь. «Если

б ты твердо обещал, что, кровь твою вкусив,

вслед за тобой мы тоже бы воскресли…»
«Я обещал» Встает другой, кряхтя,

и чашу жалкую вздымает. Млечный

сияет путь. Соскучившись, уйдет дитя
от кипарисовых дверей, от жизни вечной.

Пopa — его заждались мать с отцом.

Сад Гефсиманский пуст. Руины храма. Столько
лет впереди. Совеем не страшно

глядеть в полуразрушенное небо.

Собака лает. И бренчат доспехи
полночных стражников, как медные монеты

в кармане нищего. Как в старые меха

не влить вина игристого, как воду
мечом не разрубить, так близится к концу

время упорное — кипя, меняя облик тленный —

уже во всем подобнее терновому венцу
на голове дряхлеющей вселенной.