Невидимые

***
Алеет яблоко, бессменная змея
спешит, безрукая, на яловую землю.
Что Дюрер мне? Что делать, если я

не знаю времени и смерти не приемлю?

Я роюсь в памяти, мой хрупкий город горд,
не вдохновением, а перебором нажит

мой топкий опыт, скуден и нетверд.

Где беглый снег, который ровно ляжет
на улицы, ухмылки и углы?

Так грешники в аду, угрюмы и голы,

отводят в сторону сегодняшнюю чашу
во имя завтрашней, но льется серый свет —

ни завтра нет, ни послезавтра нет,

над ямою разносится вороний
крик, на корнях чернеет перегной,

и только детский лепет посторонний

доносится с поверхности земной.

***
Для несравненной жизни, ковкой и легкоплавкой,
всякий ищет магии, вольтова ли дуга,
колдун ли гаитянский, на заказ пронизывающий булавкой
помазанную козлиной кровью куклу врага.
Вот уколет в сердце — любви не будет,
А уколет в пах — не станет плотских утех.
Кости врагу перебьют, разорят, засудят,
первенца отберут в приют. Пропах
жженой кожей дом колдуна, средоточие тонких,
как говорится, биополей, дух порчи, темной волной
толкаясь, блуждает в невидимых перепонках
мироздания. Проснусь и подумаю: что со мной?
Разве булавка в пальцах моих? Нет, игла стальная,
нитка двойная, времени рваный край, бестолковый крой.
За ночь снег за окном совершенно стаял. И что я знаю
о разрывах в холсте и шелке? Кто-то стучит и кричит: «Открой!»
Это зима, должно быть, старуха в безвкусной короне царской.
Обернись, говорю сквозь дверь, посмотри на печаль свою,
где заезжий колдун босиком бредет к реке январской,
чтобы куклу исколотую бросить в лазурную полынью…