Невидимые

***
…я человек ночной, и слухом
не обделен. Когда зима
охватывает санным звуком
оцепенелые дома
предместий правильных, когда я,
в клубок свернувшись, вижу сон
о том, что жизнь немолодая
крутится страшным колесом —
все хорошо, у колеса есть
и ось, и обод. В этот час
я нехотя соприкасаюсь
со светом, мучающим нас,
и принимаюсь за работу,
перегорая ли, дрожа,
пытаясь в мир добавить что-то,
как соль на кончике ножа…

***
Вечер страны кровав и лилов, ворон над ней раскрывает рот.
По Ленинграду спешит господин Ювачев с банкою шпрот,
с хлебною карточкой, лох, с номером «Правды» в руке,
будь у него котелок — то спешил бы домой в котелке,

и рассмешил бы вас, и тоскою пронзил висок.

Так господин Ювачев долговяз, и дыряв у него носок.

В клетчатый шарф спрятался он, в вытертый плед,

жизнь, уверяет, фарс, а смерть так и вовсе бред,

к черным светилам поворотись тощим лицом,

чаю с баранками, что ли, выпить перед концом…

***
Старинный жанр прогулки городской,
ямб пятистопный — белый, благородный,
неспешный ритм шагов по мостовым…

Давно уже, любовь моя, по ним

не проходил курчавый Александр,
ленивый Осип, Александр другой —

но в точности, как первый, ветрогон

и алкоголик. Все они, в краях
недостоверных, облачных, туманных,

беседуют друг другом, усмехаясь,

когда бросают взгляд на землю нашу,
где отжили, отмаялись, оставив

в наследство нам вечерний переулок

с кирпичным силуэтом колокольни,
настырных голубей в прохладном парке,

которых, коли помнишь, при Хрущеве

отлавливали сотнями, сетями
особыми, с неведомой заразой

сражаясь. Нынче в городе все больше

ворон, не голубей, поди поймай
ее, хитрюгу, с золотым колечком

в огромном клюве, да и крысы что-то

чрезмерно расплодились. Но зато
не так суровы зимы, и весна

приходит раньше. Правда, во дворах

еще чернеет снег, и резок ветер.
Ты мерзнешь? Не беда. Настанет май,

откроются пруды, где можно лодку

взять напрокат, и всласть скользить, скользить
над зарослями сонной элодеи…