Невидимые

***
Ах, знаменитый бестселлер, листая который за ужином
вдумчивый биржевый маклер чешет затылок, меняясь в лице,
знакомясь с теорией мира, требующей трех с лишним дюжин
осей для пространства, зато не нуждающейся в творце!
«Ты уже прочла?» «Не отрываясь». «Да, в самом деле…
Даже мне, с моей школьной тройкой по физике… Этот еврей…»
«Англичанин», «…он правда прикован к креслу?» (Кивок.) «Еле-еле
говорит. Книги — диктует. Но — женат, и нажил троих детей».

Что ответить тебе, быстроглазый британский гений,

в инвалидной коляске, с атрофией лицевых
мышц? Я и сам, томящийся в клетке из трех измерений,
неуместен, как вывих, я сам в последнее время тих
и не слишком улыбчив, карман мой прорван,
всякие мелочи выпадают, а потом и не вспомнишь, что именно
потерял — красоту ли греческих формул,
или любовь к простору и времени? Не до оды мне, не до гимна —

и какие три дюжины! Одного, право, хватит с лихвою,

четвертого, чтобы жадным глазком заглянуть в разлом
дышащего пространства, туда, где пеньковой тьмою
схвачено мироздание, словно морским узлом.
…Теоретически, вылетев со скоростью света
В одном направлении, в конце концов прибудешь, как Магеллан
В отправную точку. Жаль, что не только сам ты за время это
Кончишься, но и вся вселенная. Так что подобный план

даже в случае расцвета звездоплавания не пригодится.

Браво, мудрый мой астрофизик. Но посоветуй все-таки, как
обнаружить его, четвертое? Пролетает черная птица,
вероятно, скворец, над весенней улицей. Ночь в руках —
гуттаперчевый шар, слюдяные блестки, а днем
стелется дым от сожженной листвы по окрестным дачам.
Пахнет корицею, мокрым снегом, терпким вином.
Словом, всем, чего не храним, а потерявши — плачем.