Невидимые

***
Ну куда сегодня пойти с тобою?
Ветерок сентябрьский осушит слезы.
Пробегает облачком над Москвою
акварельный вздох итальянской прозы,
и не верит город слезам, каналья,
и твердит себе: «не учи ученых»,
и глядит то с гневом, а то с печалью
из норы, оскалясь, что твой волчонок.

Проплывем дворами, за разговором,

обрывая сердце на полуслове,
и навряд ли вспомним про римский форум,
где земля в разливах невинной крови,
и забудем кубок с цыганским ядом —
кто же ищет чести в своей отчизне.
Ты вздохнешь «Венеция». Только я там
не бывал — ну разве что в прошлой жизни,

брюхом кверху лежа, «какая лажа! —

повторял весь день, — чтоб вам пусто было!»,
а под утро, когда засыпала стража,
подлезал под крышу тюрьмы Пьомбино
разбирать свинцовую черепицу.
Даже зверю хочется выть на воле.
«Много спишь». «А некуда торопиться».
«Поглядел в окно, почитал бы, что ли».

Ах, как город сжался под львиной лапой,

до чего обильно усеян битым
хрусталем и мрамором. Пахнет граппой
изо всех щелей. За небесным ситом
хляби сонные. Лодка по Малой Бронной
чуть скользит. Вода подошла к порогу.
Утомленный долгою обороной,
я впадаю в детство. И слава Богу.

Марко Поло

Сквозь внезапную трещину в разговоре —
вспышка света. Пусть я ее не стою,
но опять мерещится чудо-море —
винноцветное, белое, золотое.
Серебрится парус воздушным змеем.
Растворилась в небе двойная арка.
Ничего мы, Боже мой, не умеем —
умираем жарко, а любим жалко.

Змей о двух крылах голубых, вода о

девяти волнах, пастухи Господни.
Передай поклон мировому дао —
незадачливой одинокой сводне,
всем густым морщинам ее, таящим
мел и воск. Ответь, что еще не вечер,
обернись, и выдвинь кухонный ящик —
отыщи там спички, табак и свечи.

Инь да ян, да гусеница шелкопряда,

куст тутовника справа, а море слева.
Бормочу сквозь сон: «это все неправда,
это майя, шум мирового древа».
Как же мне не хватает моих любимых.
Путешественник, поделись со мною
голубою глиной в земных глубинах,
голубиной книгою ледяною…