Когда затихла первая буря паники, Айпингъ началъ разсуждать. (Вдругъ поднялъ голову скептицизмъ, — скептицизмъ довольно робкій, вовсе не увѣренный въ своей основательности, но, тѣмъ не менѣе, скептицизмъ. Не вѣрить въ Невидимаго было гораздо легче, а тѣхъ, кто видѣлъ, какъ онъ разсѣялся въ воздухѣ, или чувствовалъ силу его руки, можно было сосчитать по пальцамъ. Изъ числа этихъ свидѣтелей, къ тому же, вскорѣ оказались выбывшими мастеръ Уоджерсъ который заперся на всѣ замки и запоры и сидѣлъ дома, какъ въ неприступной крѣпости, и Джафферсъ, лежавшій безъ памяти въ пріемной «Повозки и лошадей». Великія и необычныя идеи, превышающія опытъ, часто имѣютъ на людей менѣе вліянія, чѣмъ болѣе мелкія, но существенныя соображенія. Айпингъ пестрѣлъ флагами и обитатели его были разряжены по праздничному. О Духовомъ днѣ мечтали за мѣсяцъ и болѣе. Часамъ къ двумъ даже тѣ, кто вѣрилъ въ Невидимаго, начали осторожно приниматься за свои маленькія увеселенія, утѣшая себя мыслью, что онъ ушелъ окончательно, а для скептиковъ онъ успѣлъ обратиться въ шутку. Все народонаселеніе, однако, — какъ вѣрующіе, такъ и невѣрующіе, — обнаруживало весь этотъ день удивительную общительность. На Гейсманскомъ лугу красовалась палатка, гдѣ мистрессъ Бойтингъ и другія дамы приготовляли чай, между тѣмъ какъ снаружи дѣти изъ воскресной школы бѣгали взапуски и играли и въ разныя игры, подъ шумнымъ предводительствомъ священника, миссъ Коссъ и миссъ Сакботъ. Конечно, въ воздухѣ чувствовалось еще что-то тревожное, но почти всѣмъ хватало благоразумія скрывать испытываемый ими фантастическій трепетъ. На деревенскомъ лугу натянутая покато веревка, по которой можно было стремглавъ слетать на мѣшокъ внизу, держась за двигавшуюся на блокѣ ручку, пользовалась большимъ расположеніемъ юношества, равно какъ и качели и тиръ. Было тутъ и гулянье и паровой органъ, привязанный къ не большому катальному креслу и распространявшій въ воздухѣ острый запахъ масла и не менѣе пронзительную музыку. Члены клуба, побывавшіе утромъ въ церкви, щеголяли теперь роскошными розовыми съ зеленымъ значками, и нѣкоторые болѣе предпріимчивые даже шляпы украсили яркими бантами. Старый Флетчеръ, имѣвшій весьма суровыя понятія о соблюденіи праздника, виднѣлся сквозь жасмины своего окна или въ отворенную дверь (кому какъ угодно было смотрѣть) и, осторожно стоя на доскѣ, прилаженной на двухъ стульяхъ, бѣлилъ потолокъ своей передней комнаты.
Часовъ около четырехъ въ деревню вошелъ со стороны дюнъ какой-то незнакомецъ. Это былъ маленькій, толстый человѣчекъ въ необыкновенно истрепанной шляпѣ, повидимому, сильно запыхавшійся. Щеки его то отвисали, то крѣпко надувались. Покрытое пятнами лицо имѣло выраженіе боязливое, а двигался онъ какъ бы съ какой-то насильственной торопливостью. Онъ завернулъ за уголь, около церкви и направился къ «Повозкѣ и лошадямъ». Между прочимъ и старый Флетчеръ помнитъ, что видѣлъ его, старый джентльменъ былъ даже такъ пораженъ его очевиднымъ волненіемъ, что совсѣмъ и не замѣтилъ, какъ струя разведенной известки сбѣжала по кисти прямо ему въ рукамъ,
Незнакомецъ этотъ, какъ показалось обладателю тира, говорилъ самъ съ собой, то же самое замѣчено было и мистеромъ Гокстеромъ. Онъ остановился у подножія лѣстницы въ «Повозку и лошади» и, судя по словамъ мистера Гокстера, какъ будто выдержалъ сильную внутреннюю борьбу, прежде чѣмъ рѣшился войти въ домъ. Наконецъ, онъ поднялся на крыльцо, и мистеръ Гокстеръ видѣлъ, какъ онъ повернулъ налѣво и отворилъ дверь пріемной. До мистера Гокстера донеслись голоса и изъ пріемной и изъ буфета, сообщавшіе незнакомцу объ его ошибкѣ.
— Это частное помѣщеніе! — объяснилъ ему Галль, и незнакомецъ, неловко затворивъ дверь, пошелъ въ буфетъ.
Черезъ нѣсколько минуть онъ появился снова, вытирая губы обратной стороною руки, съ видомъ спокойнаго удовольствія, показавшагося Гокстеру напускнымъ. Съ минуту простоялъ онъ, оглядываясь по сторонамъ, потомъ Гокстеръ видѣлъ, что онъ какъ-то странно, какъ бы украдкой, пробирается къ воротамъ двора, на который выходили окна гостиной. Послѣ минутнаго колебанія онъ прислонился къ одному изъ столбовъ у воротъ, вынулъ короткую трубку и стиль набивать ее. Пальцы его дрожали. Онъ неловко зажегъ ее и, скрестивъ руки, сталъ курить въ лѣнивой позѣ, совершенно не согласовавшейся съ зоркими взглядами, которые онъ бросалъ по временамъ внутрь двора.
Все это мистеръ Гокстеръ видѣлъ, изъ-за жестянокъ въ окнѣ табачной лавочки, и странность поведенія незнакомца побудила его остаться на своемъ посту.