— Мы… мы освобождали тротуар от скопления мусора, — внутренне сжавшись, промямлил я.
— Как это понимать? — спросил он.
— Проводим кампанию по расчистке, — ответил я, сдерживая смех. — Старики загромоздили улицу своим добром, а мы прибираем.
— Препятствуете выселению? — уточнил он, протискиваясь сквозь толпу.
— Он ничего не сделал, — вступилась стоявшая за моей спиной женщина.
Я оглянулся — сзади скопились все, кто до этого находился в квартире.
— Мы вместе, — послышался голос из прибывающей толпы.
— Освободите улицу, — распорядился полицейский.
— Именно этим мы и занимаемся, — донеслось из задних рядов.
— Махони, — рявкнул он, обращаясь к другому полицейскому, — вызывай подмогу для подавления беспорядков.
— Беспорядков? — переспросил один из белых. — Нет никаких беспорядков.
— Если я говорю «беспорядки», значит, так и есть. А что белые забыли в Гарлеме?
— Мы свободные граждане. Можем пойти куда нам вздумается.
— Осторожно! Там еще копы! — предупредил кто-то.
— Будь что будет!
— Нас комиссаром полиции не испугаешь!
Для меня это было слишком. Ситуация вышла из-под контроля. Что я не так сказал, чем их спровоцировал? Я пробрался сквозь стоявших на ступеньках людей и нырнул в подъезд. Куда бежать? Метнулся было в квартиру стариков, но тут же сообразил, что там не спрячешься, и снова вернулся на лестницу.
— Нет, не туда, — послышался голос.
Я развернулся. В дверном проеме стояла белокожая девушка.
— Чего вам здесь надо? — крикнул я, мой страх сменился гневом.
— Не хотела вас напугать, — ответила она. — Брат, похоже, вы произнесли достойную речь. Я застала только ее конец, но вы явно взбудоражили присутствующих.
— Взбудоражил, — повторил я, — взбудоражил…
— Не скромничайте, брат, — добавила она, — я сама слышала.
— Подождите, мисс, пора отсюда сматываться, — сказал я, когда кровь наконец-то перестала стучать в горле. — Внизу полно полицейских, а скоро будет еще больше.
— Да, конечно. Вам лучше бежать через крышу, — сказала она. — А не то вас непременно заметят.
— Через крышу?
— Это не так сложно. Поднимаетесь, по крышам идете до конца квартала. Потом открываете дверь и спускаетесь, будто кого-то навещали. Поторопитесь. Чем позже полиция о вас узнает, тем больше пользы вы принесете.
«Пользы?» — подумал я. О чем это она? Что она там болтала про «брата»?
— Спасибо, — сказал я и поспешил к лестнице.
— До свидания, — отозвался эхом ее голос.
Развернувшись, я разглядел ее белое лицо в тусклом свете, пробивавшемся сквозь темный дверной проем.
Я перепрыгнул через несколько ступенек и аккуратно открыл дверь на крышу, когда вдруг ярко вспыхнуло солнце и подул холодный ветер. Перед собой я увидел низкие заснеженные ограды, которые оплели крыши домов по всему кварталу до угла улицы, и пустые, дрожавшие на ветру бельевые веревки. Быстрым, осторожным шагом я пробирался через снежные заносы с одной крыши на другую, а потом на следующую. Далеко на юго-востоке над летным полем в воздух поднимались самолеты, а я бежал и смотрел, как вздымаются и опускаются церковные шпили и упираются в небо дымящие трубы; снизу, с улицы, доносились крики и вой сирены. Я прибавил ходу. Взобрался на стену соседнего дома, оглянулся и вдруг заметил, что за мной кто-то гонится: скользит, катится, перелезает через брандмауэр и пыхтит от натуги. Резким движением я рванул дальше между дымоходами, стараясь оторваться от преследователя и удивляясь, что до сих пор не услышал ни приказа остановиться, ни окрика за спиной, ни выстрела. Я бежал, прячась за лифтовыми шахтами, перемахивал на другую крышу, приземлялся, нырял ладонями в холодный снег, бился коленями, затем упирался носками в твердую поверхность, поднимался в полный рост и снова бежал, оглядывался на коротышку в черном — тот не отставал. До конца квартала — примерно миля. Я попробовал прикинуть, сколько еще крыш из тех, что маячили впереди, мне осталось преодолеть. Насчитав семь, я побежал, слыша крики, сирены и оглядываясь на него, все еще бегущего позади меня на коротких ногах; все еще позади меня, когда я попытался открыть какую-то дверь, чтобы спуститься, и обнаружил, что ее заклинило, поэтому я снова побежал, выписывая зигзаги на снегу и ощущая хруст гравия; и все еще позади меня, когда я перемахнул через перегородку и пронесся мимо огромной голубятни, всполошив бешеных белых птиц, внезапно ставших огромными как ястребы; когда они яростно били крыльями перед моими глазами, ослепляя солнце; когда они остервенело устремлялись вверх и в стороны; и я бежал, оглядываясь, на долю секунды подумал, что он отстал, и снова увидел его, семенившего следом. Почему он не стреляет? Почему? Жаль, что это не мои родные места, где в любом доме всегда найдется тот, кого я знаю в лицо и по имени, с кем я близок по крови и происхождению, с кем мы переживаем общую гордость и стыд, с кем нас объединяет вера.