Невидимый человек

Что напоминает мне о недавнем происшествии в метро. Вначале мне попался на глаза старый человек, который на минуту заплутал. Я сообразил, что старик малость не в себе, когда окинул взглядом платформу и увидел, как он дрейфует от одного пассажира к другому и, ни слова не сказав, отходит в сторону. Растерялся, подумал я; теперь будет ходить по платформе, пока не завидит меня, а потом спросит дорогу. Неловко, видимо, признаваться чужому человеку, а тем паче белому, что ты — потеряшка. Быть может, непонимание того, где ты находишься, подразумевает, что ты уже не понимаешь, кто ты есть. Да, очевидно, так, подумал я: потеря направления равносильна потере лица. И вот он идет ко мне, чтобы спросить, где находится выход из потерянности, из невидимости. И правильно делает: я научился жить без направления. Пусть спрашивает.

Но когда он оказался в считаных шагах от меня, я его узнал: это был мистер Нортон. Престарелый джентльмен исхудал и сморщился, но не утратил былого лоска. При виде его во мне на миг ожила вся прошлая жизнь, и я улыбнулся — даже в глазах защипало. Но все это сразу прекратилось, умерло, и, когда он спросил дорогу на Сентрал-стрит, я уставился на него со смешанным чувством.

— Вы меня знаете? — спросил я.

— Откуда? — удивился он.

— Вы меня видите? — продолжал я, не сводя с него глаз.

— Ну разумеется… Сэр, не скажете ли, как добраться до Сентрал-стрит?

— Так-так. В прошлый раз это был «Золотой день», теперь Сентрал-стрит. Вы умерили свои аппетиты, сэр. Но неужто вы и вправду не знаете, кто я такой?

— Молодой человек, я спешу, — сказал он, прикладывая ладонь к уху. — Откуда мне знать, кто вы такой?

— Ну как же: я — ваш рок, ваша судьба.

— Как вы сказали: мой рок? — Он с озадаченным видом попятился. — Молодой человек, вы в своем уме? Повторите: на какой платформе останавливается мой поезд?

— Я вам этого не говорил, — сказал я, качая головой. — Слушайте, вам, наверное, стыдно?

— Стыдно? СТЫДНО! — вознегодовал он.

Рассмеявшись, я ухватился за эту идею.

— Конечно, мистер Нортон: если вы не соображаете, где находитесь, то наверняка не знаете, кто вы такой. И ко мне вы подошли от стыда. Вам же стыдно, правда?

— Молодой человек, я слишком долго живу на свете, чтобы стыдиться чего бы то ни было. У вас, наверное, от голода помутилось сознание? Откуда вы знаете, как меня зовут?

— Так я же — ваш рок, я вас сотворил. Почему бы мне вас не знать?

Я подошел ближе, и он у меня на глазах вжался в колонну. А потом стал озираться, как загнанный зверь. Принял меня за умалишенного.

— Да вы не бойтесь, мистер Нортон, — сказал я. — Вот там, на платформе, стоит охранник. Вы в безопасности. Садитесь на любой поезд: все поезда идут в «Золотой де…».

Но тут подъехал скоростной состав, и старикан резво шмыгнул в ближайшую дверь. Я остался стоять на месте, захлебываясь истерическим хохотом. Смеялся без остановки, пока шел в свою нору.

Но, отсмеявшись, был отброшен к своим собственным мыслям — как же такое случилось? И я спросил себя: быть может, это просто шутка? — но ответа не нашел. С той поры меня частенько охватывает страстное желание вернуться в «сердце тьмы», за линию Мейсона-Диксона, но эта идея растворяется во мраке, когда я напоминаю себе, что подлинная тьма сгустилась у меня в голове. И все же страсть эта меня не покидает. Временами у меня возникает потребность все это перепроверить — злополучную территорию целиком и все, что в ней есть любимого и одиозного, ибо оно уже со мною срослось. Однако дальше этого предела я до сих пор не продвинулся, ибо жизнь, увиденная из норы невидимости, абсурдна.