Невидимый человек

— Хэлли! На помощь, он умирает!

Я пытался докричаться до бармена, но этого, похоже, никто не слышал. С обеих сторон меня взяли в тиски. Ветераны сомкнули ряды.

— Хэлли!

Двое увечных обернулись и вылупились на меня; их глаза оказались в какой-то паре дюймов от моего носа.

— У этого джентльмена неприятности, Сильвестр? — полюбопытствовал долговязый.

— За порогом человек умирает! — вскричал я.

— Каждую секунду кто-то умирает, — произнес второй.

— Да, и это благодать — отойти в мир иной, под великий небесный шатер Господа нашего.

— Ему нужно глотнуть виски!

— Ну вот, это другой разговор, — решил один из них, и оба начали прокладывать дорогу к барной стойке. — Последний глоток спиртного, чтобы утолить душевные муки. Будьте любезны расступиться!

— Уже вернулся, студентик? — обратился ко мне Хэлли.

— Виски налей. Он умирает!

— Тебе же было сказано, студентик: тащи его сюда. Пусть умирает сколько влезет, но по рукам-то ведь мне дадут.

— Пойми: если с ним что случится, меня посадят.

— Зря, что ли, штаны в колледже протираешь, придумай что-нибудь, — ответил бармен.

— Джентльмена имеет смысл привести сюда, — сказал ветеран по имени Сильвестр. — Пошли, мы подсобим.

Сквозь толпу мы пробились к выходу. Мистер Нортон лежал в той же позе.

— Гляди, Сильвестр: это же Томас Джефферсон!

— Он самый. Мне давно охота с ним подискутировать.

У меня пропал дар речи: оба оказались безумцами. Или же просто шутили?

— Помогите мне, — обратился я к ним.

— С нашим удовольствием.

Я тряхнул попечителя.

— Мистер Нортон!

— Надо поспешить, а то он даже пригубить не успеет, — задумчиво произнес один из ветеранов.

Мы подняли мистера Нортона на руки. Он повис между нами, словно мешок с обносками.

— Быстрее!

На пути к «Золотому дню» один пациент вдруг остановился, и голова попечителя свесилась к земле; белые волосы подметали пыль.

— Джентльмены, а ведь это мой дедушка!

— Он же белый, его фамилия Нортон.

— Мне ли не знать родного деда! Его зовут Томас Джефферсон, а я его внук, мы с ним из «полевых негров», — объяснил долговязый.

— Сильвестр, я тебе верю. Не сомневаюсь в твоей правоте. Это ясно как божий день, — заключил пациент, не сводя глаз с мистера Нортона. — Только взгляни на его черты лица. Вылитый ты, будто в зеркало смотришься. Ты уверен, что не он породил тебя уже полностью одетым?

— Нет, нет, то был мой отец, — с искренностью в голосе ответил Сильвестр.

И тут же начал с ожесточением костерить своего отца. В «Золотом дне» нас уже ждал Хэлли. Каким-то образом он сумел утихомирить толпу и освободить место в центре зала. Ветераны окружили мистера Нортона.

— Кто-нибудь, принесите стул.

— Да, чтобы мистер Эдди смог присесть.

— Какой же это мистер Эдди? Это Джон Д. Рокфеллер, — поправил кто-то.

— Вот стул для Мессии.

— Отошли все, — приказал Хэлли. — Дайте ему побольше места!

Подбежал Бернсайд, в прошлом врач, и пощупал его запястье.

— Сплошной! У него сплошной пульс! Сердце не стучит, а вибрирует. Очень редкий случай. Очень.

Кто-то его оттащил. Хэлли вернулся с бутылкой и стаканом в руках.

— Эй, кто-нибудь, откиньте ему голову назад.

Не успел я шевельнуться, как появился невысокий рябой ветеран, обхватил ладонями голову мистера Нортона, запрокинул ее с расстояния вытянутой руки, а потом, зафиксировав подбородок, словно брадобрей, собирающийся приступить к делу, пару раз тряхнул из стороны в сторону.

— О-па!

Голова качнулась, как боксерская груша от удара. На белой щеке заалели пять отпечатков, будто пламя под полупрозрачным самоцветом. Я глазам своим не верил. Мне хотелось унести ноги. Какая-то женщина захихикала. Потом несколько пациентов бросились к входной двери.

— Рехнулся что ли, дурень?!

— Обычный случай истерии, — заявил рябой ветеран.

— Прочь с дороги! — потребовал Хэлли. — Кто-нибудь, притащите сюда со второго этажа стукача. Подать его сюда, живо!

— Просто легкий случай истерии, — продолжил рябой, но его оттолкнули.

— Хэлли, выпивку, быстрее!

— Студентик, держи стакан. Это бренди — для себя припас.

Кто-то без выражения прошептал мне на ухо:

— Видишь, говорил же я тебе: это произойдет в пять тридцать. Творец уже здесь.

Это был тот самый мужчина с каменным выражением лица.

Хэлли у меня на глазах наклонил бутылку, и из горлышка в стакан полился янтарно-маслянистый бренди. Опустив голову мистера Нортона пониже, я поднес стакан к его губам и стал вливать в него алкоголь. Из уголка рта по изящно очерченному подбородку побежала тонкая коричневая струйка. Внезапно в зале воцарилась тишина. Под своей ладонью я ощутил слабое шевеление — не сильнее дрожи ребенка, когда тот всхлипывает, вдоволь наревевшись. Веки с тонкими прожилками сосудов дернулись. Он закашлялся. На коже выступили красные пятна, которые сперва медленно расползались, а потом резко хлынули вверх по шее и растеклись по всему лицу.

— Поднеси ему бренди к носу, студентик. Пусть нюхнет.