Невидимый человек

В скором времени определенно что-то произойдет. Но чтобы продержаться, необходимо найти работу. Средства таяли, а случиться могло все что угодно. В силу излишней самоуверенности я не отложил денег на обратный билет. Меня захлестнуло уныние, я не решался заговаривать о своих трудностях даже с руководителями «Мужского пансиона»: прослышав, что мне вот-вот доверят важную работу, те прониклись определенным пиететом, и оттого я держал при себе нарастающие сомнения. Рано или поздно, думал я, мне, вероятно, придется просить об отсрочке арендной платы, а потому надо поддерживать свою репутацию надежного съемщика. Нет, сейчас главное — не терять веры. Утром пойду по второму кругу. Не иначе как завтра что-то свершится. Так и вышло. Я получил письмо от мистера Эмерсона.

Глава девятая

Я вышел из пансиона: день стоял прозрачный и светлый, а солнце жгло глаза. Лишь небольшое белоснежное облако висело высоко в утреннем голубом небе, и какая-то женщина уже развешивала белье на крыше. Я чувствовал, что прогулка идет мне на пользу. Уверенность в себе крепла. В самом конце острова в тонкой пастельной дымке возвышались величественные, таинственные небоскребы. Мимо проехал молоковоз. Я думал о колледже. Чем сейчас занимаются в кампусе? Опустилась ли низко луна в ночи, ясным ли выдался рассвет? Протрубил ли горн к завтраку? Разбудил ли сегодня девушек в общежитиях раскатистый рев крупного быка-производителя, заглушающий колокольчики, рожки и шумы начала рабочего дня, как это обычно бывало весенним утром, когда я еще там жил? Ободренный воспоминаниями, я ускорил шаг, и тут меня охватила убежденность, что сегодня особый день. Что-то непременно должно произойти. Я похлопал по портфелю, думая о лежащем внутри письме. Последнее стало первым — добрый знак.

Впереди, у обочины я увидел мужчину, толкающего груженную рулонами голубой бумаги тележку, и услышал, как он что-то напевает чистым, звонким голосом. Это был блюз, и я отправился вслед за незнакомцем, вспоминая времена, когда такие песни звучали дома. У меня возникло такое ощущение, будто часть воспоминаний обогнула по касательной жизнь в кампусе и вернула меня к эпизодам, уже давно выброшенным из головы. От подобных напоминаний никуда не деться.

Ступни, как у мартышки,
Лягушечьи лодыжки, ой боже-мой.
Но как меня обнимет, любя,
Я закричу, у-у-у-у, будь со мной.
Люблю свою малышку
Больше, чем себя.

И поравнявшись с ним, я был поражен, когда он меня окликнул.

— Послушь-ка, дружище…

— Да? — Я остановился, чтобы посмотреть в его покрасневшие глаза.

— В это прекрасное утро скажи-ка мне вот что… Эй! Погоди, чувак, нам же с тобой по пути!

— Что ты хочешь услышать? — спросил я.

— Мне вот что интересно, — сказал он, — где тут собака зарыта, а?

— Собака? Собака зарыта?

— Ну да. — Он остановил тележку и облокотил ее на подставку. — В том-то и вопрос. Где… — он присел, поставив одну ногу на бордюр, словно сельский проповедник, собирающийся постучать по своей Библии, — собака… зарыта. — Голова его дергалась при каждом слове, как у разъяренного петуха.

Я нервно хохотнул и отступил на шаг назад. Он не сводил с меня своих проницательных глаз.

— А пес ее знает, — он почему-то пришел в раздражение, — где зарыта эта клятая собака? Я же вижу: ты из наших, с Юга, так чего прикидываешься, будто зачина такого никогда не слыхал? Черт, неужели сегодня поутру никого тут нету, кроме нас, цветных… Брезгуешь, стало быть, со мной знаться?

Внезапно я и смешался, и разозлился.

— Брезгую? О чем ты вообще?

— Ты не увиливай, отвечай. Ты на чем собаку съел?

— Какую еще собаку?

— Да не какую, а ту самую.

Досаде моей не было предела.

— Ты на меня собак-то не вешай, — сказал я, он расплылся в ухмылке.

— Спокойно, чувак. Не сходи с ума. Дьявольщина! Я-то думал, ты точняк ее съел. — Он прикидывался, будто мне не верит.

Я пошел дальше, но он толкнул тележку вслед за мной. И вдруг мне стало не по себе. Что-то в нем было от ветеранов из «Золотого дня»…

— Что ж, а может, все наоборот, — сказал он. — Может, она первая на тебя напала.

— Может, — ответил я.

— Если так, то тебе повезло, что это всего-навсего собака, потому что, мэн, скажу тебе: на меня, кажись, медведь напал…

— Медведь?

— Да, черт возьми! Тот самый! Видишь заплаты, где он когтями по моей заднице прошелся?

Оттянув сзади штаны, как у Чарли Чаплина, он разразился нутряным хохотом.

— Мэн, Гарлем этот — сущая медвежья берлога. Но я вот что тебе скажу. — Неожиданно он будто бы стал быстро трезветь. — Для нас с тобой это лучшее место на свете, и, если в ближайшее время жизнь не наладится, я собираюсь отловить этого медведя и отправить куда угодно, только не на волю!

— Не позволяй ему оказывать тебе медвежьи услуги, — сказал я.

— Ни в коем разе, мэн, я начну с того, который будет мне по зубам.