Он опустился на колени, открыл ведро с краской и стал перемешивать бело-коричневую жижу. Поднялась тошнотворная вонь. Меня так и тянуло отойти в сторону. Но он неистово мешал эту субстанцию, пока она не сделалась глянцево-белой; держа лопатку как хрупкое приспособление, он понаблюдал за краской, стекающей с лопасти обратно в ведро. Мой начальник нахмурился.
— Чтоб им в аду гореть, этим засранцам из лаборатории! В каждое ведро, будь оно проклято, надо поглотитель добавлять. Этим ты сейчас и займешься,
— Твое дело — открывать одно ведро за другим и капать по десять капель этой добавки в каждое, — продолжал мистер Кимбро, — и перемешивать до полного растворения. Потом берешь вот такую кисть и наносишь пробу на дощечку. — Из кармана куртки он извлек несколько прямоугольных дощечек и маленькую кисточку. — Все понятно?
— Да, сэр.
Но заглянув в белый мерный стакан, я оторопел: жидкость внутри была густой и черной. Он что, издевается?
— В чем дело?
— Не знаю, сэр… То есть… ну… Не хочу начинать с глупых вопросов, но вы знаете, что внутри этого стакана?
Мистер Кимбро прищурился.
— Черт побери, конечно, знаю, — ответил он. — Делай, что тебе говорят!
— Я только хотел убедиться, сэр, — начал я.
— Слушай меня, — изображая долготерпение, продолжил мистер Кимбро, втягивая воздух. — Возьми стакан, набери пипетку… Давай, не заставляй меня ждать!
Я наполнил пипетку.
— Теперь отсчитывай десять капель… Вот так, не суетись ты, мать твою. Вот так. Ровно десять, ни больше, ни меньше.
Медленно, капля за каплей, я добавлял жидкость в краску и смотрел, как она оседает на поверхности, становясь еще чернее и растекаясь по краям.
— Вот и все. Больше от тебя ничего не требуется, — подытожил он. — О цвете не думай. Это моя головная боль. Просто делай, что тебе сказано, и старайся не включать голову. Сделаешь пять-шесть ведер и возвращайся, посмотришь, высохли ли пробы… И не стой столбом, эту партию мы должны отправить в Вашингтон в одиннадцать тридцать.
Я работал быстро, но аккуратно. С таким человеком, как этот Кимбро, любая оплошность могла обернуться серьезной проблемой. Значит, я должен перестать думать! К черту его. Младший помощник старшего подметалы. Я тщательно перемешивал краску, а затем аккуратно наносил ее на дощечку, стараясь делать только ровные мазки.
С трудом снимая особенно тугую крышку, я задумался, использовалась ли в кампусе та же краска завода «Либерти пейнтс» или «Белую оптическую» производили специально для нужд правительства. Возможно, она была лучшего качества, особая смесь. Я тут вообразил яркие, недавно приведенные в порядок здания кампуса, какими они представали перед студентами весенним утром, или после осеннего ремонта, или после небольшого снежка, с облаком над крышей и птицей в вышине, обрамленные деревьями и увитые виноградными лозами. Постройки колледжа всегда выглядели весьма впечатляюще, потому что их фасады регулярно подновляли; близлежащими домами и хижинами обычно никто не занимался, и они приобретали тусклый серый цвет под стать старым деревьям. Я вспомнил, как под воздействием ветра, солнца и дождя от досок откалывались щепки, пока вагонка не начинала сиять атласно-серебряным, почти что рыбьим блеском; так было и с хижиной Трублада, и с «Золотым днем». Когда-то этот притон выкрасили в белый цвет; с годами краска облупилась, и достаточно было повозить по ней пальцем, чтобы она хлопьями посыпалась на землю. Будь проклят этот «Золотой день»! Однако странно распоряжается жизнь: я попал сюда, потому что отнес мистера Нортона в старое захудалое здание с истлевшей краской. Если, думал я, можно было замедлить биение сердца и работу мозга до скорости черных капель, нехотя падающих в ведро, и сохранить при этом быструю реакцию, то окажешься словно в бреду. Я так погрузился в свои мысли, что даже не услышал, как подошел мистер Кимбро.
— Ну, как дела? — спросил он, уперев руки в бока.
— Все в порядке, сэр.
— Сейчас проверим, — ответил он, выбрав пробу и проведя большим пальцем по доске. — Вот так, белая, словно парик-Вашингтона-для-воскресных-церковных-собраний, и надежная, словно всемогущий доллар! Вот что я называю краской! — с гордостью в голосе произнес он. — Краска эта покроет, считай, все что угодно! Это белый цвет, настоящий белый. — Мистер Кимбро взглянул на меня, будто я усомнился. — Белый! Белее не сыскать. Никто не сделает белее. Эта партия пойдет на покраску национального памятника!
— Здорово, — сказал я под большим впечатлением.
Он сверился с наручными часами.
— Продолжай в том же духе, — сказал мистер Кимбро. — Если я не потороплюсь, то опоздаю на производственное совещание! Смотри, у тебя почти кончился поглотитель; сходи-ка к резервуару и набери еще… Да не теряй времени даром! Мне нужно идти.