Невидимый флаг. Фронтовые будни на Восточном фронте. 1941-1945

Я отвел Регау к пациенту. Уже прошел почти час, а он все еще не возвращался обратно. Я пошел его искать. Как раз в это время он вышел из двери мне навстречу. Он выглядел вполне довольным, похлопал меня по плечу и сказал:

– Он и на самом деле сумасшедший! На самом деле!

Квартирмейстер страдал от острого психоза, который иногда бывает после принятия большого количества определенной жидкости.

Я немедленно выехал к начальнику медицинской службы группы армий. Он уже слышал об этом деле и был очень рад, что на основании диагноза психиатра не придется проводить никакого расследования – это бросило бы тень на весь медицинский корпус. Если бы началось расследование, оно бы дальше пошло своим путем и уже никто не стал бы обращать внимания на мнение психиатра – психологическое состояние обвиняемого военный трибунал мало интересовало. Таким образом, мне удалось избежать того, чтобы фактически совершить убийство, вина за которое терзала бы меня всю жизнь. Вместо этого через 2 месяца я подписал просьбу квартирмейстера об отпуске, когда он вернулся к нам из тылового госпиталя.

Последние осенние бури пронеслись по окрестностям. Деревья, стоявшие вдоль великолепных аллей, устремились в небо голыми вершинами, а все дорожки были покрыты опавшими листьями. По ночам стало подмораживать, и стали кружиться первые снежинки. Рождество – последнее Рождество во время войны – приближалось. Пока мы находились в стране сарматов и скифов, где степные перекатиполе кружатся в немыслимых танцах, мы отмечали Рождество так, как и полагается истинным христианам. Но в этом году, находясь в маленьком городке, основанном некогда рыцарями одного из христианских орденов, мы отмечали языческий праздник.

Однажды я взобрался на колокольню старинной церкви; оттуда я мог видеть вспышки артиллерийских выстрелов вдоль линии фронта, которая проходила всего в 12—15 километрах к югу от нас. Время от времени ветер доносил звуки отдаленной стрельбы. Внизу, в городе, начинался обычный день – людской муравейник. Местные жители были добропорядочными, трудолюбивыми и гостеприимными людьми. Они с охотой оказывали всевозможную помощь раненым, но, казалось, не имеют ни малейшего представления об истинном положении вещей. Они ничего не знали о том, что происходило за кулисами в течение нескольких последних лет войны, они все еще полностью доверяли партии. Я считал, что не следует устраивать рождественские праздники для раненых, но не смог отговорить городского главу.

Торжество проходило в большом зале местной школы, в которой теперь размещался госпиталь. Тяжело раненные лежали на носилках перед учительским столом. Ходячие больные разместились позади них на стульях. В зале стояла расцвеченная огнями рождественская елка. Однако, как выяснилось, пока мы были в России, здесь получили распространение языческие обычаи, что было для нас большой неожиданностью.

Некоторые из этих обычаев могли быть заимствованы у древних пруссов; в конце концов, понадобилось 500 лет на то, чтобы христианское вероучение преодолело расстояние от Мааса до Мемеля. Но большинство из них были совершенно бессмысленными, поскольку были искусственными. Хор, состоявший из молодых и симпатичных девушек, исполнял песни, которые я раньше никогда не слышал, а местный партийный вождь вещал с той же самой кафедры, с которой в течение нескольких поколений научные достижения народа с древней культурой преподавались молодежи.

Через 4 недели школа превратилась в груду развалин.

Глава 32 Воссоединение

Снежные бураны и ледяной холод дополнили общее тягостное впечатление от зимы. Русские перешли в наступление, а немецкая армия в Восточной Пруссии начала двигаться в юго-западном направлении, чтобы попытаться вырваться из окружения. Несмотря на все предписания, гражданское население также начало покидать свои дома. Поток беженцев возрастал с каждой неделей, а когда войска пришли в движение, разгорелось ожесточенное сражение.

Я вспомнил беженцев, которые в 1940 году убегали по дорогам Франции от наступавших немецких войск. Между Сеной и Луарой они были остановлены немецкой армией. Я был поражен контрастом между поведением крестьян, которые со спокойным достоинством ехали в своих громадных повозках, захватив с собой цыплят, скот и собак, и беспомощностью горожан, толкавших перед собой детские коляски, забитые доверху всяким скарбом, или печально сидевших в перегруженных машинах, у которых кончилось горючее. Но тогда всем больным мы оказали помощь. К тому же стояло лето. В конечном итоге все они вернулись домой.