Невидимый флаг. Фронтовые будни на Восточном фронте. 1941-1945

Я подумал о своих болгарских друзьях, которые оставили родную деревню в степях Северного Крыма. Они так и не добрались до своей желанной цели; они никогда не вернутся обратно домой; но во всяком случае, и в горе и в радости они все были вместе. Мужчины из Восточной Пруссии уже в течение многих лет были на войне, и женщинам приходилось все проблемы решать самим; их энергия, выносливость и мужество были выше всяких похвал. Очень часто единственными представителями мужского пола среди бредущих по дорогам потоков беженцев были лишь французские военнопленные, которые работали на фермах у местных крестьян еще с 1940 года. Они могли бы и не трогаться с места. Для них приход русских означал освобождение из плена. Однако они не желали оставаться, добровольно деля вместе со всеми тяготы путешествия в тот момент, когда в их помощи больше всего нуждались те, кому они служили так долго. Они также были преданы идеалам гуманизма.

Первые же успехи русских вызвали настоятельную необходимость перевести госпиталь в более безопасное место, и мы получили приказ двигаться в направлении Кенигсберга.

Мы решили остановиться в одной деревне, единственным свободным зданием, которое смогла подыскать для нас квартирьерская служба, был большой холодный амбар. Когда я прибыл туда, мне стали рассказывать о слишком пронырливой медицинской роте, которая прибрала к рукам все свободные помещения. Как оказалось, это была наша «старая банда». Естественно, Германн тут же вызвался найти для нас теплые помещения в частных домах, и все руководство госпиталя было размещено наилучшим образом буквально через 5 минут. Мы как следует отметили нашу встречу.

После полудня я поехал в штаб дивизии, в последнее время мне часто приходилось это делать; тогда он располагался на территории монастыря всего в нескольких километрах от деревни. Какая радость вновь неожиданно встретиться со старыми друзьями! Я направился прямо к самому начальнику штаба. Варнхаген только мельком глянул на меня и сделал вид, что не заметил. Я сел на стул и сказал:

– Могу я здесь рассчитывать на стакан водки? Погода довольно зябкая.

– Ординарец! Водки для господина медика!

Затем мы похлопали друг друга по плечу; и вскоре Варнхаген поведал мне о совершенно секретном плане, предполагавшем прорыв в юго-западном направлении. В штабе армии не нашлось ни одного человека, который хотя бы словом обмолвился мне об этом плане, и, следовательно, вверенный мне госпиталь неизбежно попал бы в окружение. Количество автомобилей было сокращено до абсолютного минимума, поскольку для них просто не было горючего, русские перерезали пути его подвоза.

Варнхаген улыбнулся и сказал:

– Ты здесь, мой дорогой друг. Почему ты до сих пор не перевелся в тыловой госпиталь?

Должен ли я был это сделать? Я преодолел громадное расстояние от Владикавказа до Варшкейтена, но мне все еще хотелось добраться до Ораниенбургских ворот. Я их не видел ни разу в жизни.

Мы попросились на прием к аббату монастыря, и он принял нас с большой сердечностью. При монастыре находился дом для престарелых, но из-за холодной погоды было невозможно эвакуировать немощных и пожилых людей, поэтому он и его монахи решили остаться вместе с ними здесь. Этот набожный человек с большими, ясными и внимательными глазами, посаженными на испещренное тысячами морщинок пожилое и благородное лицо, был, как и подобает его сану, спокоен и приветлив. Он рассказал историю своего монастыря, которая насчитывала уже несколько веков. Он был уже не первым аббатом, который решил остаться на своем посту перед угрозой вторжения с востока, но, разумеется, в отличие от своих предшественников, принявших мученический сан, он не носил меч и понимал точно так же, как и мы, что его жертва будет напрасной.

Вскоре после нашего разговора монастырь был захвачен частью, состоявшей из одних азиатов, все монахи и находившиеся на их попечении пожилые люди были убиты.

В течение ночи состоявшая ранее под моим командованием медицинская рота вынуждена была уничтожить большую часть находившегося в ее распоряжении оборудования. В качестве подарка я получил три машины, которые, в соответствии с приказом, также следовало уничтожить. Я же, в свою очередь, передал роте значительную часть имевшегося в полевом госпитале запаса простыней, их можно было использовать в качестве камуфляжа на снегу. Я был уверен, что они больше нам не пригодятся.

Я остался с Германном, Самбо и другими членами моей бывшей операционной бригады и беседовал с ними до рассвета. Им предстояло двигаться в направлении Силезии, а мне еще предстояло решить, как я буду выводить свой полевой госпиталь из этого «котла».

При тусклом утреннем освещении рота скрылась в холодном тумане, все лошади и повозки были укрыты нашими простынями. Со стороны они больше всего напоминали китайскую погребальную процессию. Через 2 дня и мы получили приказ готовиться к прорыву. Хорошо, что рота передала нам машины – хотя мне удалось сохранить всего одну из них.