Невидимый город

Но сегодня места в тени хватило немногим: площадь была до краев заполнена народом. Здесь собрался весь город, вернее, все мужчины, имеющие права гражданства, в том числе и право допуска на общественные площади. Прочие, вроде Иния с Эгери, оккупировали крыши. Свободным оставалось только пространство перед храмом Эйида, где возвышались две смешные деревянные башенки (Иний сказал, что в обычные дни на них забираются ораторы, чтобы прокричать свои провокации), и узкий проход, ведущий от храма прочь с площади к реке, где полководцев, заключивших позорный мир против воли своего государства, уже ждал корабль, готовый отплыть в Аргилею. Вдоль прохода стояли, поблескивая щитами и копьями, солдаты городской стражи. Им на плечи напирала толпа.

Ожидание затягивалось. Эгери сглотнула горькую слюну: у нее внезапно пересохло в горле. Все это: толпа на площади, солдаты в панцирях, одинокий корабль у причала – порождало какое-то смутное беспокойство, ощущение неправильности, хотя Эгери и не могла сказать, что здесь не так.

Заметив неудовольствие на лице своей подопечной, Иний любезно осведомился, не желает ли Эгери, пока суть да дело, послушать Песнь Эйида, которой он заклял землю Луса от всяческих бед. Эта песня вырезана на деревянных досках, находящихся в храме, и он, Иний, как раз недавно за учил ее наизусть по приказу учителя. Эгери стало любопытно, и Иний без запинки, неожиданно проникновенно и выразительно прочел:

Дейя, Дейя, Дейя!
Матерь земная!
Да подарит тебя доброподатель,
Супруг твой суженый,
Угодьями богатыми,
Лугами цветущими,
Нивами плодоносными,
Многородящими, многодатными,
Просом возросшим,
Зерном хорошим,
Также ячменным
Зерном отменным,
Пшеничным тоже
Зерном пригожим.
Да подаст он,
Доброподатель,
Супруг твой исконный
И дети его –
Горные жители
Землям хозяйским
От разора защиту,
Полю и пашне
От напасти спасение,
От злого слова,
От земного заклятья,
Оградит доброподатель,
Супруг твой вечный,
От жены злословной,
От зловластного мужа –
Речь моя крепкой
Да прочной будет.

Между тем внизу на площади нетерпение росло, люди выкрикивали проклятья, грозя небу кулаками, солдаты переминались с ноги на ногу и явно нервничали. Но тут наконец запели трубы, двери храма растворились, и жрецы в белых одеждах буквально вытолкнули на площадь обнаженного человека со связанными за спиной руками. Его спину пересекали во всех направлениях длинные кровавые раны – следы ударов бичом. Следом вышел еще один, одетый в траур. Вокруг двух осужденных встали «коробочкой» солдаты и повели их к пристани.

Из толпы полетели камни, во многих местах солдатам оцепления пришлось развернуться и оттеснять разъяренных людей в сторону щитами, иначе осужденных разорвали бы на месте.

– Это кто, полководцы? – спросила Эгери, не веря собственным глазам.

– Ага, кто же еще? – отвечал Иний. – Голый – Ридий, а тот, что в трауре, – Паллий. Ему удалось вымолить прощение.

– Небось, каким-нибудь младенцем потрясал? – буркнула Эгери.

– Ну да, а откуда ты знаешь? – удивился Иний. – Ну что, говорил я тебе, ты такого больше никогда не увидишь!

– Надеюсь, что не увижу, – согласилась принцесса.

Она не отрывала глаз от несчастных осужденных. Вот Ридия втолкнули на корабль, Палий остался на причале. Несмотря на большое расстояние, Эгери без труда могла различить на берегу реки унылую черную фигуру: неудачливого полководца все обходили стороной.

Эгери только покачала головой в немом изумлении. У нее не было слов. Что здесь, в конце концов, за нравы, в этом Лусе? Пусть полководцы потерпели поражение, пусть они заключили невыгодный мир, и все же они как-никак спасли несколько тысяч человек, граждан Сюдмарка, сыновей, мужей и братьев тех самых горожан, которые сейчас забрасывали Ридия и Палия камнями и грязью.

Будь Эгери королевой, королевой Сюдмарка, она лишь пожурила бы полководцев за неосмотрительность, поблагодарила бы за спасение жизни ее подданных, наградила бы небольшими поместьями и уволила бы со службы. А мир с аргилами укрепила бы, отдав одну из принцесс своего рода в жены тамошнему принцу. И через двадцать лет их дети на блюдечке и с поклонами преподнесли бы мятежную провинцию ее детям.

Раздосадованная творящейся вокруг глупостью, Эгери высказала свои соображения Инию, чем немало его обидела:

– Дочери Луса – не товар. Они выходят замуж за достойных граждан, согласно воле их отцов, чтобы население Луса неуклонно росло. А заключать с врагом мир позорно! – сказал он гордо.