Сайнем несколько дней ломал голову, как обезопасить Аин от нападения того не знаю кого, и в конце концов понял, что придется вернуться к старым временам и немного поколдовать, иначе ничего не получится. Он попросил у Десс разрешения оставить ее на два дня, и та с легкостью согласилась, правда Сайнем не был уверен, поняла ли она, о чем он говорил. Десс по-прежнему пребывала в той же странной полудреме: вроде и не спала, но и никогда до конца не просыпалась, а целые дни проводила, шатаясь по улицам города со шкатулкой-черепахой на поясе и на ходу работая спицами. Когда Сайнем смотрел на ее вязание, ему становилось совсем тошно: один за другим Десси вывязывала небольшие разноцветные квадратики: красные, желтые, синие – и стопками складывала в корзинку. Сайнем просто физически чувствовал, как улетучиваются из ее головы остатки рассудка, словно вино, поставленное на огонь, и по-прежнему не знал, как ей помочь. Поэтому старался думать не о ней, а об Аин – тут, по крайней мере, у него был план.
Итак, оставив Десси и строго-настрого наказав Дари за ней присматривать, Сайнем покинул город и отправился в гости к Армеду и Аин. Те по его просьбе отвели ему отдельный шатер, где Сайнем провел весь день без пищи и воды. Ночью, когда в лагере воцарилась тишина, Сайнем вышел из шатра, неся на плечах связанную черную овцу, а руках – обнаженный меч. На берегу он разделся, вымылся в ледяной воде реки и как был нагишом покатался по земле, словно пес, чтобы немного обсушиться и настроиться на нужный лад.
После этого он набрал воды в медный таз, вырыл мечом неглубокую яму в земле, перерезал овце горло и дал крови стечь в яму. Горсть земли, перемешанной с кровью, он бросил в таз, затем взял таз в руки и, не оборачиваясь, зашагал прочь. За спиной он слышал хриплый лай собак, лязг оружия, хлопанье огромных крыльев, но не оборачивался и не подавал виду, что боится.
Благополучно добравшись до шатра, он проколол палец ножом и дал стечь в воду трем каплям крови. Потом сел на землю и уставился на воду в ожидании.
Волшебник честно просидел над водяным зеркалом до утра, но оно осталось неподвижным. Сайнем не знал, отчего это случилось: то ли он подзабыл свое прежнее ремесло, то ли живущая в нем лесная магия не терпела рядом с собой соперниц, то ли Сайнем так и не сумел изгнать из головы тревогу за Десси и Аин. Для того чтобы совершать чудеса, нужно, чтобы тебе было все равно, жив ты или нет, а это у Сайнема в последнее время получалось все хуже и хуже.
Так или иначе, а чуда не случилось. Сайнем со вздохом оделся и решил потихоньку, никого не потревожив, выбраться из лагеря. Но не тут-то было: у соседнего шатра его поджидала сама Аин. Не слушая никаких объяснений и не снисходя до приветствий, она схватила волшебника за руку и потащила за раскрытый полог.
– Ну? – выдохнула она ему в лицо, все еще не отпуская его руки. – Что ты узнал?
Сайнем хотел сказать: «Прости, ничего не вышло», но тут увидел, что ее глаза полны страха, подавился собственными словами и лишь промычал что-то невразумительное.
Впрочем, Аин его толком и не слушала – она дошла уже до той стадии тревоги, когда человек может слышать лишь собственные мысли.
– Ты только не брани меня, – зачастила она, пряча лицо у Сайнема на груди. – Я знаю, знаю, что не должна спрашивать. Но ты хоть намекни. Я так уже не могу. У меня же нет четырех лиц, чтобы следить за всеми сторонами сразу. А теперь я не знаю, кому доверять. И никому не верю, только тебе и Армеду. Откуда мне знать, может это сам Хильдебранд хочет меня убить?! Я знаю, я здесь чужая. Меня все ненавидят. Но ты же знаешь, мы не можем вернуться домой. Говорят, что мой брат, наш с Армедом старший брат, он совсем плох, он тронулся умом, когда его укусила воздушная змея. Ты ведь знаешь, они с Армедом друг друга ненавидят, а я осталась с Армедом, но все равно они оба мои братья, как правая и левая рука, не могу же я ненавидеть одну свою руку, правда? И все же если я вернусь в горы, мой старший брат меня прогонит обратно или забьет до смерти. Халдон, скажи, что ты узнал, я не могу ждать! Кто ищет моей смерти?! Когда это случится? Скажи, слышишь, я не могу больше!
Сайнем был просто ошарашен. За время своего путешествия в чужанские горы он успел узнать Аин очень хорошо и очень близко. И она всегда казалась ему сильной, независимой, самоуверенной. Порой даже чересчур сильной, независимой и самоуверенной, какой не подобает быть женщине. Теперь же она превратилась в робкое, испуганное и растерянное существо, готовое покориться любому мужчине, который пообещает ей покровительство. Нечего сказать, мечта любого мужа, если… если только он в самом деле мечтает, чтобы рядом оказалось именно существо, а не женщина. Сайнем понятия не имел, каких взглядов на супружество придерживается Хильдебранд, но это его совершенно не волновало; ему было ясно, что нельзя позволить Аин и дальше погружаться с темноту, нельзя оставлять ее один на один со страхом и чужой ненавистью, против которой она уже устала сражаться.