Невидимый город

– Ты король, – повторил он. – И ради тебя боги совершили великое чудо, волшебным образом передав в твои руки меч Харда Юного – залог безопасности и процветания этих земель. Ты король, а я твой референдарий. И если ты забыл подобающий тон и приличествующее тебе поведение, то мой долг – напомнить тебе о них, пусть даже при этом пострадают мои колени.

И Стакад презрительно фыркнул, давая понять сыну, что по-прежнему видит его насквозь.

Маленький дворик, в котором они сейчас стояли, в столице называли не иначе как «каприз референдария». Строго говоря, это не настоящий дворик, просто небольшая площадка на крыше первого этажа, окруженная со всех сторон глухими стенами. На нее вела единственная лестница – с ближайшей боевой башни, и только с этой башни можно увидеть, что происходит на площадке. Но даже с башни нельзя услышать, о чем говорят сидящие во дворике люди, если бы только им не пришло в голову нарочно кричать во всю глотку.

Собственно говоря, «каприз референдария» был капризом, а вернее, дурацким просчетом строителей, некогда возводивших дворец, – они хотели вывести сюда дымоход, да не рассчитали, и для дымохода пришлось пробивать отверстие прямо в стене, отчего на дворцовой кухне теперь всегда полно чаду и всякий, кому посчастливилось пообедать за одним столом с королем, до конца жизни помнил особый привкус всех блюд. А закуток между башней и тремя стенами так и оставался бессмысленным и никому не нужным, пока во дворец не въехал Стакад, тогда еще как регент и воспитатель юного Кольскега Хардинга – последнего в этом некогда славном, а ныне истощенном и измельчавшем роду.

Стакад повелел засыпать крышу безымянного тогда закутка землей и выложить мрамором две прямые дорожки в форме креста. В конце одной из дорожек он пожелал поставить ту самую мраморную скамью, на которой сейчас сидел (ее без долгих разговоров вытащили из бывшего тронного зала Хардингов). На противоположном конце этой дорожки стояла бронзовая статуя Девы Лесов – покровительницы Кельдингов. Рагнахар помнил похожую статую, только мраморную, она стояла в их родовом поместье. Дворня говорила, что лицо статуи точь-в-точь похоже на лицо юной матери Рагнахара, которая прожила всего год после свадьбы и умерла, давая жизнь своему первенцу. Но та статуя, изъеденная дождями и ветрами, так и осталась на прежнем месте, а эту, бронзовую, с миловидным, но лишенным какой бы то ни было индивидуальности лицом, отливали прямо в столице, причем у ног скульптор «уложил» Звездного Оленя, желая, видимо, показать, что покровительница Кельдингов сумеет приручить волшебный звездный огонь, которым много лет владели Хардинги. Пытался ли скульптор польстить новой королевской семье или просто заклинал судьбу, Рагнахар не знал.

В конце второй дорожки прямо на земле лежала мраморная чаша-ракушка, служившая некогда обрамлением для источника, что бил из-под ног той, первой, мраморной Лесной Девы. Почему-то именно эту чашу, а не саму статую Стакад повелел доставить из поместья во дворец. Один из дворцовых мастеров предлагал устроить из чаши фонтан – он собирался установить на башне большой резервуар и ежеутренне наполнять его водой с помощью ведер, поднимаемых прямо из колодца на башню посредством специального блока. Веревка, на которой крепилось ведро, будучи перекинутой через блок, помещенный над резервуаром, должна была вновь опускаться до земли и наматываться на второй блок, на сей раз горизонтальный, который вращали бы две слепых лошади и один слабоумный погонщик. После наполнения резервуара специальный поплавок, всплывая на поверхность воды, открывал бы отверстие на дне и вода била бы из фонтанной чаши «с доселе невиданной силой и прелестью», как выразился мастер. Стакад, с интересом изучив чертежи, от проекта отказался, сказав: «В этой чаше семнадцать лет не было воды и далее не будет». Впрочем, он не мешал своим новым подружкам летом высаживать в чаше цветы.

Второй конец той же дорожки упирался в ту самую узкую лестницу, примыкающую к стене башни, по которой, единственной, и можно попасть в этот висячий сад. Ничего особенного рассказать про эту лестницу было нельзя, кроме того, что Рагнахар не раз по ней сбегал и не раз на бегу оскальзывался, пересчитывая ступени собственной задницей и спиной. Что, впрочем, не делало его более осторожным и рассудительным.

В квадратах, ограниченных дорожками, росли посвященные Лесной Богине деревья: орешник, дикая яблоня, липа и ольха. Все четыре посажены недавно и росли плохо – видимо, слой земли оказался слишком тонок. В целом садик выглядел довольно невзрачно и странновато, но Стакад любил проводить здесь вечера.

К этому остается добавить одно: из садика можно было видеть, что творится на западном дворе между зданиями казарм и суда, на юге – в охотничьем парке и зверинце, а главное – на востоке, где к дворцу лепились дома приближенной ко двору знати: Рагнахар, по совету Стакада, специальным указом повелел, чтобы каждый из его герцогов построил здесь дом и селился в нем, если возникнет надобность приехать в столицу.