– Ах вот ты о чем! Что за ерунда! Разумеется, на далеких островах могут быть в ходу самые разные обычаи. Наверное, жаркий климат, отсутствие одежды и ароматы южных цветов так разжигают похоть, что мужчина просто не смотрит, кто перед ним: женщина, животное или другой мужчина. Я не склонен их ни осуждать, ни оправдывать: раз таков их обычай, значит, это представляется им правильным и законным. Но при чем тут дружба между двумя равными или уважение ученика к учителю? Ведь даже если мы и считаем правильным и достойным любить женщин, то далеко не с каждой женщиной совокупляемся, оставшись наедине. Пожалуй, я слишком поспешно призвал тебя почаще посещать библиотеку – лишние знания чрезмерно распаляют твое юношеское воображение. Но оставим эти глупости: я так и не получил ответа на свой вопрос. Тебе нравится Лиллий?
– Конечно, отец. Ты сам признаешь, что он умен, образован и храбр. К этому я могу добавить, что он еще и удивительно добрый, щедрый и сердечный человек. Он всегда мягок, весел и приветлив и при этом муж по-настоящему доблестный, честный, жесточайший враг всякой несправедливости. Ты бы слышал рассказы о доблести его предков – патрициев Сюдмарка! И при этом он вовсе не чванлив: только вчера, перед обедом, пока повара накрывали на стол, мы, развлекаясь, бегали вокруг стола и кидались салфетками, и он веселился с нами как мальчишка. Кстати, салфетками нас научил пользоваться именно он, и ты, помнится, был очень рад этому.
– Да, припоминаю. Так он действительно весельчак, этот Лиллий. И какие же его шутки тебе запомнились?
– Ты так спрашиваешь, что… Лучше я передам тебе его серьезные слова, которые меня глубоко взволновали.
– Да, очень интересно.
– Он говорил, что человека можно узнать, если рассмотреть, чему он поклоняется и как он это делает. Он говорил, что мы поклоняемся великому множеству богов и оттого наш ум разбросан, обуреваем противоречивыми желаниями и не способен постичь единую истину. Он говорит, что мы совершаем многие обряды тайно, среди ночи, будто стыдимся чего-то, и это также говорит о том, что мы сами не доверяем избранным нами богам.
– А то, что твой отец молится нашей родовой богине в одиночестве и в укромном месте, говорит о том, что он стыдится своей покровительницы?
– Ну что ты! Ничего подобного Лиллий, разумеется, не говорил.
– Но все присутствующие, обладающие хоть крупицей разума, смогли сделать соответствующие выводы?
– Отец!
– Не торопись, сын. Я еще не сказал ни одного слова в упрек Лиллию. Он вправе иметь какое угодно мнение относительно нашей религии. Я приглашал его сюда не для того, чтобы он пел хвалу нашим богам. Я вообще не склонен осуждать людей за мнения, если они не ведут к дурным и зловредным поступкам. Но скажи-ка мне лучше, что думает Лиллий о наших волшебниках, поклоняющихся Солнцу?
– Он говорит, что вера в единое Солнце лучше веры во множество соперничающих богов, хотя и недостаточно совершенна. Он говорит, что обряды поклонения Солнцу очень красивы, совершаются при свете дня и с достаточной торжественностью, а потому оказывают хорошее влияние на простой народ, склоняя его к добру и честности. Но при этом он добавляет, что Солнце не разумно, а божество должно обладать всеми мыслимыми достоинствами. Поэтому совершенный бог должен быть подобен совершенному человеку.
– Ясно. А теперь скажи-ка, Лиллий в последнее время не совершал дорогих покупок?
– При чем тут…
– Отвечай на вопрос!
– Ну да, он недавно купил боевого коня и дорогой плащ. Сказал, что в Сюдмарке скончался его друг и завещал ему часть своего состояния. Коня он подарил мне…
– Прекрасно. Так вот, чтобы мысль о горе Лиллия не омрачала тебе радость от такого роскошного подарка, спешу сообщить тебе, что никакой друг у Лиллия не умирал и никаких денег никто ему не завещал.
– Но… откуда ты знаешь?
– Из его собственной переписки.
– Но… ты… неужели ты…
– Не я лично, но, разумеется, все письма Лиллия – и официальные, и личные – просматриваются и копируются в нашей канцелярии.
– Но это же бесчестно!
– Ничуть! Кстати, Лиллию это прекрасно известно, можешь у него спросить. В политике мало-мальское доверие возможно лишь при полной открытости. Нашим послам в Сюдмарке я приказал нанять местных писцов, чтобы упростить процедуру. Если нам потребуется обменяться действительно секретными сведениями, мы найдем способ.
– Ну… не знаю… но зачем тогда эта ложь о наследстве?