Он писал: «Кошки из первого и второго состава – Малаховская и Розенберг. Обезьянки – Шеина-третья и Уварова. Ласточка – Синичкина».
Аккуратно дописав, он потянулся, сладко зевнул с писком, захлопнул гроссбух, почесал лысину, встал, напялил шляпу на затылок и уже натянул один рукав пальто, как вдруг раздался телефонный звонок.
– Еще кого черт несет? – проворчал инспектор и снял трубку. – Режиссерская балета. – Он помотал головой.
– Мы не даем адреса артистов. Ни в коем случае... Что? Кто спрашивает?! Кто?! Кто?!
В телефонной будке на Невском стоял Утченко, водя пальцем по стеклу.
– йегреС окнечтУ, – сказал он свое имя и фамилию наоборот своим удивительным баритоном.
– йегреС... Кто? – переспросил инспектор.
– окнечтУ, – тихо сказал Утченко.
Инспектор помолчал.
– Хм... – пожевал губами. – Не отходите от телефона.
Выпучив глаза, он поглядел в одну точку.
«Ясно», – сказал он сам себе, просиял и, зажав телефонную трубку плечом и ухом залез в шкаф, вытащил книжку артистов, нашел букву «С»: – Сулькин... Стрельникова... Сутеев... Вы слушаете? Мы для Африки всегда... Склют... Суркова... В виде исключения... Синичкина Мария Ивановна... Улица Марата, 12, квартира 3...
Он послушал...
Длинный гудок известил его о конце разговора.
За круглым столом, в веселой, залитой солнцем комнате сидели две Синичкины.
Мать и дочь. Они были очень похожи. И даже веснушками. Только у мамы Синичкиной все было старше. И нос старше. И волосы. И глаза.
Мама Синичкина штопала трико дочки.
Громадный букет георгинов цвел перед ними на столе.
– И все-таки, хоть убей, как хочешь, что ни говори – на два вопроса я ну никак не могу себе ответить! – сказала мама Синичкина, откусывая нитку.
– На какие два? – спросила дочка.
– Почему такой букет именно тебе? И кто его поднес?
– Ну, во-первых, – сказала Маруся, – я очень удачно вынула ногу в ренверсе А во-вторых... – она понизила голос и сделала круглые глаза – ...Во-вторых, наши балерины считают, что он с Огненной Земли... йегреС... или забыла... Он вчера был у нас на «Спящей»...
Тут в комнате – откуда ни возьмись! – возник яркий солнечный зайчик. Он покружился на столе, обежал георгины и прыгнул на стенку.
Синичкины следили за ним взглядом.
А зайчик медленно побрел по фотографиям, рассматривая маму Синичкину в роли Ледяной Девы и ведьмы...
Потом поскакал к детской карточке Маруси, где она стояла в третьей позиции с большим бантом.
А потом зайчик прыгнул к еще одной, где Маруся делала шпагат.
Осмотрев семейный альбом на стене, солнечный зайчик перескочил на кончик носа Синичкиной.
Маруся сморщила нос, чихнула и отодвинулась.
Солнечный зайчик снова уселся на ее нос.
– Как тебе нравится! – воскликнула Маруся и пересела на другой стул.
Зайчик невозмутимо последовал за ней и снова устроился на кончике ее носа с золотыми веснушками.
Маруся вскочила, помчалась к окну, никого из мальчишек не увидела и задернула штору.
Комната потонула в полумраке. Солнечный зайчик погиб.
Синичкина не заметила маленького, некрасивого человечка с зеркальцем на другой стороне двора.
Это был Утченко.
Он стоял на ящике от мусора с зеркальцем и, когда увидел фею Марусю, – с грохотом провалился в ящик.
Мама Синичкина задумчиво поглядела на цветы.
– Там есть озеро Титикака, – сказала она.
– Где? – спросила дочь.
– В Африке.
Тут раздался звонок. И Маруся кинулась открывать.
– Заказное. Синичкиной. Марии Ивановне.
Почтальонша вручила ей странный твердый толстый конверт.
И Маруся расписалась.
Она побежала в комнату и, прежде всего, осмотрела конверт со всех сторон.
– Хм! — сказала она.
Маруся раскрыла конверт и ахнула!
Мама всплеснула руками.
Из конверта-коробочки выпорхнула живая разноцветная бабочка!
Она полетела по комнате над цветами, над пораженными Синичкиными и уселась на голову Маруси нарядным большим бантом!
Боясь пошевелиться, Маруся приблизилась к зеркалу и, скосив глаза, недоверчиво посматривала на трепещущую крыльями и усами бабочку и на себя.
Утченко сидел за столом в своей странной комнате, среди книг, глобусов и океанских карт.
Перед ним на газете лежал кусок колбасы и батон.
– А против него – всю стену занимал раскрашенный ихтиозавр в одну треть натуральной величины. На радиоле крутилась пластинка.
Под пленительный вальс из «Спящей красавицы» Утченко писал заявление:
Он отодвинул заявление и развернул карту Ленинграда.
Сделал крестик красным карандашом на доме 12 по улице Марата. Потом повел красную линию через Загородный проспект к улице зодчего Росси, мимо Пяти Углов и Чернышева моста.
Затем поставил всюду синим карандашом часы и минуты следования Феи Бриллиантов с восьми утра до четырех дня.
Отметив зеленым крестиком репетиционный зал балета, он задумался...