Невидимый

Форс набрал номер школы и попросил соединить его с ректором.

- Говорит Форс. Я хотел бы задать вам несколько вопросов. Вы будете на месте через четверть часа?

Свен Хумблеберг заверил, что в течение ближайшего часа будет в своем кабинете. Форс повесил трубку и набрал номер Нильсона.

— Я еду в школу Люгнета. Если Седерстрем обнаружит что-нибудь, пусть немедленно позвонит мне туда.

Форс еще раз поблагодарил фру Эриксон за кофе, забрал фотографии и вышел на улицу. Сев в машину и включив радио, он тронулся с места. На пассажирском сиденье рядом с Форсом лежала фотография Хильмера, и сам Хильмер тоже находился в машине. Он заполонил собой пространство, и Форсу было трудно дышать. По радио передавали Моцарта. В школе Люгнета Форс первым делом направился к ученическим шкафам. На одном из них круглым девчоночьим почерком было написано: «Кристина Полленшерна».

Над именем были прочерчены две двойные десяти-сантиметровые молнии. Форс внимательно осмотрел остальные шкафы. Поблизости никого не было, за исключением одной девочки. Форс отправился в дирекцию и постучал к Хумблебергу.

Ректор как раз вешал куртку на спинку стула. Свен Хумблеберг считал, что на службе ректор должен быть в галстуке. Сегодня галстук был сочного голубого цвета с серой окантовкой. Он был куплен год назад в Лондоне и стоил девять фунтов.

Форс записал время в своем блокноте и положил его перед собой на заваленный папками стол Хумблеберга.

Форс откашлялся.

— Говорят, быть ректором — нелегкая работа.

— Сейчас уже не то, что раньше. Теперь в школе много администрации. Но все равно свое дело нужно знать от начала до конца.

Хумблеберг умолк. Форс с интересом изучал своего собеседника. Он подумал, что они, должно быть, одного возраста.

— А что здесь за место, собственно? — спросил он наконец.

Хумблеберг ответил не сразу, казалось, он думал, каким образом лучше выразить свои мысли.

— Здесь все точно так же, как в других маленьких коммунах. Школа абсолютно обыкновенная. Подростки делится на две группы: те, кто стараются учиться, и те, которые на учебу плевать хотели, причем вторая группа явно превосходит первую. А я слежу за тем, чтобы все делалось по правилам.

Хумблеберг раздраженно махнул рукой и откинулся на спинку стула.

— Кто такая Кристина Полленшерна?

— Она наша ученица?

— Да.

— У нас нет ученицы с таким именем.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

— На одном из ученических шкафов написано это имя.

— Мы запрещаем ученикам писать на шкафах, но что толку?

— Но никакой Кристины Полленшерны у вас нет?

— Нет

— Тогда я хотел бы знать, кому принадлежит шкаф, на котором написано это имя.

— Это несложно, я могу попросить Маргит пойти и посмотреть.

— Спасибо.

Хумблеберг поднял трубку местного телефона.

— Маргит, на одном из ученических шкафов написано «Кристина Полленшерна». Сходи, пожалуйста, и посмотри, кому принадлежит этот шкаф. — Хумблеберг откинулся на стуле и провел рукой по волосам. — Сейчас узнаем.

— Нурдстрем закрасил свастику, — продолжил Форс.

Хумблеберг взял со стола ручку, покрутил се в руках и положил обратно.

— Тут много проблем, — сказал он, помолчав, — подростков всегда тянет к чему-то плохому. У нас в школе есть несколько уродов. Некоторые из них заметили, что мы остро реагируем на свастику. Вот они ее и рисуют. Думаю, для того чтобы дать выход каким-то своим страхам. Сейчас рисуют свастику, потом выдумают еще что-нибудь. В мое время взрослых доводили курением и употреблением алкоголя. Сейчас все по-другому, родители сами покупают вино своим пятнадцатилетним детям. Подросткам приходится выдумывать что-то другое, что способно вывести взрослых из себя.

— Что вы делали еще, кроме закрашивания свастик?

— Мы попытались выяснить, кто это сделал. Были предположения, но это всего лишь предположения. Их ведь еще надо доказать.

— Так что вы сделали?

Хумблеберг развел руками.

— Что бы вы сделали в этом случае?

— Не знаю. Но я ведь и не ректор. В мои обязанности не входит работа с подростками, рисующими свастику во вверенной мне школе.

Хумблеберг снова начал вертеть в руках ручку.

— Я скажу вам, что думаю. Я уверен, чем меньше обращаешь на это внимание, тем лучше.

— Вот как?

— Да.

Форс сделал пометку в блокноте.

— Ну и как вы отреагировали?

— Когда стали появляться свастики? Мы попытались выяснить, кто их рисовал, но так и не узнали. Я поговорил с учителями и попросил их провести беседы в классах.

— О чем именно?

— О нацистских символах, нацизме, неонацизме.

— И они провели такие беседы?

— Думаю, что да.

— Когда в школе Люгнета появилась первая свастика?

Хумблеберг задумался.

— Пять лет назад. Около спортзала.

— Нурдстрем сказал, что злоумышленники использовали лестницу.

— Это верно.

— Итак, вы поговорили с учителями, они провели беседы с учениками, а потом появилось еще несколько свастик?

— Да. Через несколько месяцев таким же образом разукрасили холл около дирекции.

— Вы заявляли об этом в полицию?

— Я уже не помню.

— Мой коллега Нильсон утверждает, что никакого заявления по поводу вандализма в школе Люгнета не было.