Невидимый

— Вполне возможно, что мы не заявляли. Форс записывал ответы Хумблеберга в блокнот. В дверь постучали. Это была Маргит.

— Шкафчик принадлежит Аннели Тульгрен.

— Спасибо, Маргит, — поблагодарил Хумблеберг.

— Аннели Тульгрен, — сказал Форс, записывая имя. — В какой класс она ходит?

— В девятый «С».

— Можно вызвать ее сюда?

— Конечно, если она в школе, — Хумблеберг снова повернулся к местному телефону. — Маргит, будь добра, позови сюда Аннели из девятого «С». — Хумблеберг поднялся и надел куртку. — Что-то мне нехорошо. Весенняя простуда, немного знобит. — Он озабоченно посмотрел на Форса, склонившегося над своими записями. — Скажите, то, о чем мы говорили, как-то связано с исчезновением Хильмера?

И никто из них не видел Хильмера.

Истекающего кровью на полу.

С полным ртом коричневых, влажных листьев.

Лежащего на полу перед ними.

— Я не знаю, — сказал Форс. — А как вы думаете?

Хумблеберг выглядел озадаченным.

— О чем?

— Вы знакомы с Бергом?

— Конечно.

— Вы ведь оба занимаетесь политикой?

— Мы члены разных партий.

— Но все же вы знаете друг друга довольно хорошо?

— Да.

— Берг сказал, что Хильмер Эриксон поссорился с подростками, которые рисовали свастику.

— Я об этом ничего не слышал.

— Вам не кажется странным, что Берг осведомлен лучше вас?

— Не кажется. Нурдстрем депутат. И он обо всем сообщает Бергу. Они соратники по партии. И к тому же ректор не обязан все знать.

— Разве ректор не обязан знать, что один из его учеников поссорился со школьными нацистами?

Хумблеберг покачал головой:

— Насколько я понимаю, нацистов у нас тут нет. Это просто хулиганы, которые из кожи вон лезут, чтобы вывести взрослых из себя. Вряд ли их выходки можно назвать нацистскими.

— О каких именно хулиганах вы говорите?

Хумблеберг задумался.

— Я не совсем уверен и не хотел бы называть никого конкретно.

— Свастика ведь достаточно конкретна?

— Да, но даже если у меня есть определенные догадки, то ведь между предположением и уверенностью есть огромная разница. Что будет, если я обвиню нескольких учеников в неонацизме только потому, что они поссорились со своим одноклассником? Ссоры между подростками — совершенно обычная вещь, никакого криминала тут нет.

Форс записал. Зазвонил телефон. Хумблеберг снял трубку и ответил, что он будет занят еще полчаса. Едва он положил трубку, как в дверь постучали и появилась Маргит.

— Вот Аннели.

Позади Маргит возникла рослая девочка. У нее были широкие бедра и явно избыточный вес. Светлые волосы собраны в хвост, лицо без макияжа. Она была одета в черные ботинки, мешковатые брюки и серый свитер.

Маргит закрыла двери. Хумблеберг откашлялся.

— Это Форс, полицейский. Он хочет задать тебе несколько вопросов.

Тут Хумблеберг повернулся к Форсу.

— Я думаю, что вы хотите поговорить наедине?

— Вовсе нет, — ответил Форс. — Аннели, садись, пожалуйста.

Девочка сделала несколько шагов вперед и села на пустой стул перед столом Хумблеберга. Форс открыл чистую страницу в блокноте, посмотрел на часы и отметил на бумаге время.

— Меня зовут Харальд Форс. Как пишется твое имя?

Аннели произнесла имя и фамилию по буквам.

— Можешь написать его тут? — спросил Форс, снова открыл чистую страницу и протянул Аннели блокнот и ручку. Круглым девчоночьим почерком Тульгрен написала «Аннели Тульгрен». Форс взял у нее блокнот обратно.

— Так тебя все же зовут Аннели? Девушка улыбнулась немного насмешливо.

— Вы думаете, я написала неправду?

— Но на твоем шкафу написано другое имя.

— Да.

— Какое имя написано на твоем шкафу?

— Кристина Полленшерна.

Форс снова достал блокнот.

— Можешь написать и это имя тоже?

— Конечно.

И Аннели написала «Кристина Полленшерна».

Форс взял блокнот и посмотрел сначала на запись «Аннели Тульгрен», потом на «Кристина Полленшерна».

— Слова «Кристина Полленшерна» на шкафу написала ты?

Рот Аннели растянулся в широкой улыбке. Она перевела взгляд на Хумблеберга, затем снова посмотрела на Форса.

— Что это? Допрос?

— Это не допрос, — сказал Форс, — на допрос вызывают, когда подозревают в совершении какого-то преступления. Ты же лишь написала «Кристина Полленшерна» на своем шкафу, а это, хоть и запрещено школьными правилами, едва ли требует вмешательства полиции. — Форс помолчал. — Значит это ты написала «Кристина Полленшерна» на своем шкафу?

— Да, я, — сказала Аннели и широко улыбнулась. — Я могу идти? У нас математика, это мой любимый предмет.

— Еще пару минут, — сказал Форс. — На твоем шкафу еще нарисованы две молнии,

Аннели стала серьезной.

— Ну и что?

— Молнии нарисовала тоже ты?

— На этот вопрос я не отвечу.

— Почему?

Аннели молчала.

Форс молчал.

Хумблеберг молчал.

Через закрытые окна слышались крики играющих во дворе детей.

На полу лежал Хильмер и плакал. Он очень хотел уйти из этой комнаты, но это было невозможно. У него не осталось больше сил, и он мог лишь следовать за Форсом. Так всегда с невидимыми: они могут двигаться только тогда, когда мы думаем о них.

— Теперь я могу идти?

— Я хочу задать еще несколько вопросов, — сказал Форс.