Невилл Чемберлен

Несмотря на то, что к 1929 году время стачек, казалось, было уже в прошлом, дымок от того костра народного волнения все еще не рассеивался. Всеобщие выборы, которые были проведены 30 мая, по количеству голосов отдавали победу консерваторам. Но при мажоритарной избирательной системе, то есть при окружном голосовании, большее количество мест в парламенте оказалось у лейбористов, и правительство вновь должен был формировать Рэмзи МакДональд. К этому времени он заметно сдал, часто болел и даже как-то сказал Чемберлену: «На самом деле, я скоро уйду и оставлю вас самих разбираться»[188]. Консерваторы получили всего на 17 мест меньше, чем лейбористы, поэтому могли «подвешивать» парламент.

Но это было слабым утешением, ведь настроение Империи, подогреваемое неизменной и бесконечной лейбористской пропагандой среди рабочих, было обозначено предельно четко. Даже Невилл Чемберлен не рискнул вновь биться за Ледивуд, ставший для него уже родным избирательным округом, опасаясь того, что населявшие округ бедняки и рабочие мало понимали его работу в правительстве и вряд ли могли оценить ее плоды, ведь реформа всей системы здравоохранения дело далеко не одного года. Младший Чемберлен баллотировался от Эджбастона, юго-западного района Бирмингема, и одержал победу с легкостью. Но в целом Брам был охвачен смутой: из двенадцати избирательных округов, которые испокон веку держали за собой консерваторы, шесть, то есть половину, получили лейбористы. Единственное, на что надеялся Чемберлен, как и в 1923 году, что очарование народных масс Лейбористской партией скоро сменится пониманием ее несостоятельности в деле реального управления Империей. «Самые неожиданные вещи могут произойти, и мы можем возвратиться в Кабинет раньше, чем кажется теперь возможным»[189], — писал он сестре.

Летом 1929 года, когда шум выборов утих, Чемберлен подумывал, стоит ли ему вообще оставаться в политике. «Мне уже поступило предложение руководства новой компанией с зарплатой, далеко превышающей жалованье министра здравоохранения… Но я боюсь, что такая большая прибыль предвещает опасную сделку, а я не могу позволить себе продать свою репутацию», — отмечал он в дневнике 9 июня. Если лейбористы за два года смогут сделать чудо и продемонстрировать эффективный бюджет стране, то они смогли бы объявить новые Всеобщие выборы, на которых получили бы власть еще на пять лет. Невиллу Чемберлену к тому моменту было бы уже 67 лет, «и если я буду жив, я осмеливаюсь сказать, что политика прекратит интересовать меня. С другой стороны, новое правительство может сделать такие грубые ошибки за эти два года, что страна будет рада избавиться от него»[190]. В любом случае предпринимать что-то немедленно Чемберлен не хотел. Ему нужен был отдых. Поэтому он с удовольствием отправился заниматься своим любимым делом — рыбалкой, взяв с собой уже подросшего для таких мероприятий Фрэнка.

Однако долго отдыхать ни Чемберлену, ни всем остальным не пришлось. На арену выходил уже давно рвавшийся к власти лорд Бивербрук[191]: вооружившись огромной армией своих таблоидов, он начал вести решительную борьбу за тарифную реформу, которая так и не была в полном виде реализована правительствами Болдуина и МакДональда. Проблема «тарифов» заключалась в том, что их приверженцев, как и их противников-«фритредеров» было практически поровну во всех партиях, что в Либеральной, которая получила порядка полусотни мест в палате, что в лидирующих — Консервативной и Лейбористской. Так или иначе, введение тарифов означало в первую очередь обострение внутрипартийных разногласий, не говоря уже о хаосе и в стране, и в парламенте.

В дневнике Чемберлен писал об инициативах «барона прессы»: «Бивербрук, вероятно, искренен в его имперских стремлениях, но смешивает с ними желание «опустить» С. Б. Его конкретная политика устарела, невыполнима и вредна. Мой план состоит в том, чтобы сделать тарифы или таможенные пошлины только большей частью имперской торговой политики»[192]. Тарифная реформа была одним из политических пунктов завещания его отца, Джозефа Чемберлена. Первый пункт — пенсионную реформу — младшему Чемберлену уже исполнить удалось. Хотя пришедшие в министерство здравоохранения лейбористы старались его планы перекраивать, и он «уставал как собака» на слушаниях их поправок в палате общин, какие длились иной раз всю ночь, до самого утра[193].