Болдуина и других членов Кабинета министров беспокоили будущие выборы, которые могли быть затруднены столь объемными и малопонятными населению инициативами. Электорат, не без помощи лейбористских ораторов, мог вообразить, что правительство собирается вообще прекратить какие-либо выплаты, а это не сулило ничего хорошего. Дошло до того, что Невилл Чемберлен грозил своей отставкой, если ему продолжат связывать руки, но Болдуин его успокоил. Наконец-то Чемберлен и правительство достигли соглашения. «Грандиозная победа, и я чувствую себя подобно человеку, который выдерживал осаду в течение многих месяцев, а теперь, наконец, преуспел в том, чтобы отогнать врага!»[180]
— записал он в дневнике. Но осаду предстояло еще держать в палате общин. Пресса поддерживала ажиотаж, выпуская статьи с заголовками типа «Сокрушительный удар для Невилла Чемберлена»[181] после первых, традиционно неблагоприятных слушаний и предлагая министру здравоохранения начать всю работу заново. Только после второго чтения законопроекта Чемберлен отметит в дневнике 1 декабря 1928 года: «…речь продлилась 2 1/2 часа… Когда я сел, палата приветствовала меня непрерывно в течение нескольких минут… то, что особенно поразило и тронуло меня, это что либералы и члены Лейбористской партии… присоединились с самой большой сердечностью»[182].Все-таки Невиллу Чемберлену удалось победить и Кабинет, и палату общин. Планы по благоустройству Империи у него не истощались, да и проблемы не заканчивались. «Я очень хотел бы искоренить трущобы, увеличить льготы за материнство, разобраться со школой последипломного образования и реформой о психически нездоровых»[183]
, — писал Чемберлен. Впереди замаячила перспектива новых Всеобщих выборов. Понятно, что министр здравоохранения был от этой перспективы не в восторге: «Я нахожу удовольствие в администрировании, а не в политической игре… если бы мне сказали, что я никогда не смогу исполнять свои обязанности снова, я бы предпочел уйти из политики теперь»[184].Выборы же обострили внутрипартийную борьбу. Кабинет вновь стал разбиваться на группировки. Черчилль предлагал объединиться с Ллойд Джорджем, чтобы гарантированно выиграть выборы, это его стремление поддерживал и старший Чемберлен. Для младшего же такой союз был смерти подобен (отношения с «валлийским волшебником» у него так и не наладились). Стенли Болдуин был до крайности утомлен всеми этими обстоятельствами, к тому же в Лондоне не было лорда Ирвина, на гарантированную поддержку которого они могли бы рассчитывать.
Усталость Болдуина замечали многие, и уже вслух обсуждался вопрос, кто же станет его преемником. Кандидатур было несколько, основными из них, естественно, считались Черчилль и Невилл Чемберлен. Последний не чувствовал себя счастливым по этому поводу. «Я не уверен, что все согласятся служить под моим началом. В любом случае у меня нет желания лидерства; я не уклонился бы, если бы чувствовал, что это моя обязанность, но сам я не пошевелю и пальцем, чтобы стать лидером. Я знаю, что это будет фатальным для моего душевного спокойствия»[185]
, — отметил он в дневнике. Черчилль же, напротив, с удовольствием бы возглавил и партию, и Кабинет, но для этого было слишком много препятствий, хотя бы то, что далеко не все консерваторы простили ему уход к либералам.На Рождество 1928 года Болдуин и Чемберлен обсуждали возможные кадровые перестановки, сам Чемберлен подумывал о том, чтобы уйти в министерство сельского хозяйства, но перспектива невысокой зарплаты, а также положение младшего министра вне Кабинета его смущали. Болдуин думал предложить этот пост и Черчиллю, от энтузиазма которого устал, но Чемберлен отсоветовал ему это делать, мотивируя подобный шаг теми же соображениями, какими и собственную несговорчивость[186]
.Осложнялась ситуация с состоянием здоровья Его Величества Георга V, которое все больше ухудшалось. Не вызывал воодушевления и его наследник — Дэвид, принц Уэльский. «Мне не понравилось лицо принца Уэльского. Он, кажется, становится похож на распутника»[187]
, — писал сестре еще в ноябре 1925 года Невилл Чемберлен, увидев Его Высочество на поминальной службе в Вестминстере. До появления в жизни будущего монарха дважды разведенной американки Уоллис Симпсон оставалось еще несколько лет, которые стали очень трудными и для мира, и для Британской империи.