Невилл Чемберлен

Пока британское правительство в лучших традициях «своих не бросало», его министр финансов был раздираем противоречиями, так как хотел и помочь другу, и не навредить лидеру: «Я не должен делать ничего, что позволило бы врагам сказать, что я сознательно принудил С. Б. назначить человека, некомпетентность которого или непопулярность могли бы разрушить его собственное лидерство. Но С. Б. знает мое мнение. Я все еще думаю, что Сэм — лучший»[291]. Тем временем немецкие войска 7 марта 1936 года заняли Рейнскую область (Рейнланд) — германскую территорию на левом берегу Рейна и часть на правом, которая была объявлена в Версальском мирном договоре 1919 года Рейнской демилитаризованной зоной, где немцам запрещалось держать войска (чтобы предотвратить, среди прочего, возможное нападение на Францию). Шаг этот окончательно растоптал Версальский мирный договор, его 42, 43 и 44-ю статьи, касающиеся этой территории, а также нарушал договоренности, достигнутые в Локарно в 1925 году, по которым Германия уже не принудительно, а добровольно обещала не иметь вооружений на левом и правом берегу Рейна. Министр иностранных дел Третьего рейха фон Нейрат объяснял ввод войск опасениями Германии, вызванными советско-французским договором о взаимной помощи (заключенным 2 мая 1935 года).

На тот момент Энтони Иден, возглавивший Форин Оффис, более был озабочен возможностью введения нефтяных санкций против Италии. В начале 1936 года он четко обозначил свое видение германского направления работы: «Мы должны быть готовы пойти на уступки Германии… <…> но эти уступки предлагаются как часть окончательного урегулирования, которое включает некоторое дальнейшее ограничение вооружений и возвращение Германии в Лигу»[292]. Так полагал будущий непримиримый борец с гитлеризмом, который для столь критикуемой политики «умиротворения» сделал более чем достаточно. Хотя его отставка в феврале 1938-го и переход в лагерь ярых сторонников войны, безусловно, сглаживали это впечатление для многих историков.

Несмотря на то, что правительство Лаваля пало еще в январе 1936 года, его преемник Сарро, поддерживаемый министром иностранных дел Фланденом, продолжал проводить ту же линию и активно мешал нефтяным санкциям. Это накаляло обстановку между Британией и Францией, а Муссолини продолжал воевать с Абиссинией, причем весьма успешно. Сама же Франция была раздираема внутренними проблемами, надвигались выборы, франк находился в прискорбном положении, чудовищный экономический кризис бил по всем отраслям. И хотя некоторые французские министры колебались в продолжении политики «умиротворения» после того, как Гитлер ввел войска в Рейн-ланд, генерал Гамелен поспешил убедительно отговорить всех от каких-либо боевых действий.

С 9 по 11 марта 1936 года в Париже проходили совещания стран — участниц Локарнских соглашений, за исключением Германии. Британию представляли Энтони Иден и лорд Галифакс, но ни к каким определенным договоренностям те переговоры не привели. После этого 13 марта Совет Лиги Наций собрался в Лондоне. На «странные и долгие» переговоры с французами был «как обычно призван» и Невилл Чемберлен, который нашел куда более сговорчивым, а также разумным и приятным, в отличие от французской стороны, представителя Бельгии ван Зееланда. «Все выглядит довольно плохо, — писал он сестре, — но у меня есть своего рода чувство, что мы обойдемся без пожара военных действий, хотя согласятся ли французы на что-либо конструктивное, кажется сомнительным»[293]. Единственное, что утешало Чемберлена, это отсутствие в правительстве Уинстона Черчилля: «Он приходит в необычайное возбуждение, когда чувствует запах войны, и если бы он был в Кабинете, то мы должны были бы тратить все наше время, чтобы его успокаивать, вместо того чтобы заниматься делами»[294].

Переговоры пришли к тому, что 19 марта 1936 года Совет Лиги объявил Германию виновной в нарушении ее договорных обязательств и страны-участницы Локарно выпустили обращение к Германии, предлагающие ей временные гарантии и постоянное урегулирование ее положения. 24 марта немецкий ответ отклонил эти «дискриминационные» предложения. И все-таки Чемберлен не унывал: «Да, это была довольно мрачная неделя. Эти конференции все одинаковы, сначала ты чувствуешь, что достиг неожиданных успехов, и все выглядит обнадеживающим, потом все рассыпается по частям, и поражение кажется неизбежным. И таким образом, ты сохраняешь напряжение до конца. После Лозанны и Оттавы я знаю, как все это происходит, и предупредил Эдварда Галифакса после одного странно ужасного дня, чтобы он никогда не позволял себе ликовать или быть подавленным подобными сильными колебаниями барометра. Мой опыт в тех двух прошедших конференциях воодушевляет; после неисчислимых кризисов и блужданий в итоге мы находили тропинку, чтобы выйти из леса, я надеюсь, что это будет так и на этот раз»[295].