Невилл Чемберлен

После ремилитаризации Рейнской области Чемберлен признавал, что его предложения были основной инициативой на тех совещаниях, «хотя и Энтони, и Эдвард были максимально полезны»[301]. И если с этим хвастливым заявлением Чемберлена кто-то мог бы поспорить, то поспорить с тем, что и абиссинские приключения дуче, и рейнские прогулки фюрера окончательно продемонстрировали несостоятельность Лиги Наций, вряд ли кто-либо теперь бы осмелился. «Лига не остановила войну и не защитила жертву и таким образом продемонстрировала неудачу коллективной безопасности, как теперь понятно, — писал Чемберлен в дневнике. — Это случилось потому, что коллективная безопасность зависела от действий отдельных членов Лиги, интересы и силы которых достаточно широко разнятся. Наша окончательная цель должна быть в создании некоторой международной полиции, но тем временем мы должны найти некий практический способ сохранить мир. Мое предложение состояло в отказе от идеи, что Лига может в настоящее время применить силу… Она должна быть сохранена и стать моральной силой и центром, но мир будет зависеть от системы региональных договоров, которые в свою очередь будут ратифицированы и одобрены Лигой…»[302]

Июньская речь Невилла Чемберлена, которая была процитирована выше, не имела целью оскорбить конкретно Энтони Идена и его инициативы. Хотя Чемберлен не консультировался с министром иностранных дел перед ее произнесением, он после послал ему большое разъяснительное письмо и сожалел, что ввиду этой речи газета «Дейли мейл» получила возможность пройтись по Идену в лучших традициях. Чемберлену казалось, что молодой министр прекрасно понимает, что говорил он в первую очередь о том и для того, чтобы Лигу Наций реорганизовать в ближайшем будущем. «Я убеждал Энтони реформировать Лигу, — писал Чемберлен сестре, — но я сказал, что санкции должны быть сняты только тогда, когда мы будем иметь от Муссолини заявление о его намерениях в Абиссинии и на Восточном Средиземноморье»[303]. Превращение Лиги Наций в орган, грубо говоря, исключительно совещательно-законодательный с правом верховной ратификации договоров и соглашений могло бы помочь спасти ее престиж. А также заставило бы малые державы стать более ответственными за собственные дела, так как пока они уповали на решение всех проблем великими державами.

Но великие державы сами находились в плачевном состоянии. Ллойд Джордж кричал в палате общин, что никогда британцы не станут воевать из-за «австрийской ссоры», имея в виду сложную ситуацию вокруг Австрии и ее канцлера Шушнига (чья фамилия поразила Чемберлена: это в русской транскрипции в ней всего шесть букв, а в оригинале пишется Schuschnigg; «Что за имя!»[304] — восклицал Невилл в письме сестре). Шушниг, сменивший Дольфуса на посту канцлера, имел поддержку Муссолини, но так или иначе, шесть с половиной миллионов немцев оставались его гражданами. 11 июля 1936 года было подписано австро-германское соглашение, призванное восстановить «нормальные и дружеские отношения». Также оно включало обещание Германии признать суверенитет Австрии и не вмешиваться в ее внутреннюю политику — взамен отвергнутого положения: австрийская политика всегда будет «базироваться на принципе, что Австрия признает себя немецким государством». Это давало временную передышку хотя бы на этом фронте внешней политики, и Чемберлен был рад такому соглашению[305].

Тучи временно рассеялись не только над Австрией, но и над Испанией, где установилось «безоблачное небо». Гражданская война, вспыхнувшая в июле 1936 года в Испании, добавила проблем всей Европе. Правительство Его Величества Эдуарда VIII, казалось, было единодушно в том, что Великобритания не будет вмешиваться в этот внутренний конфликт. Хотя, надо сказать, оппозиция и настаивала на поддержке демократически избранного правительства Второй Испанской Республики (то есть республиканцев), против которого поднял мятеж генерал Франко, с чего и началась гражданская война. Португалия, Третий рейх и Италия открыто поддержали франкистов, а СССР — республиканское правительство.