Невинна и опасна, или Отбор для недотроги

Маркель всё ускорял шаг. Чем ближе к двери – тем сильнее беспокойство. Тем больше уверенность, что что-то случилось. Он не мог объяснить, откуда это давящее горло чувство, что его робкому мотыльку нехорошо. Что она в беде.

– Амалия, вы тут?! – он постучал в дверь дамской комнаты.

Ответа не последовало. Тревога давила уже не только горло – она стискивала грудь, мешая дышать. Он постучал настойчивее. Ему было всё равно, как это смотрится со стороны.

– Амалия, отзовитесь немедленно, или я сию же минуту войду!

Глава 24. Странные фразы

Амалия тяжело дышала, прислонившись к стене. Она понимала – ей не поможет то, что скрылась здесь, в дамской комнате. Ни стены, ни расстояния не мешали её странным способностям, которые она не умела контролировать. Если не остановить «приступ», она может навредить какому-нибудь ни в чём не повинному человеку. Как уже случилось – тогда, когда она ехала в столицу из Шерстона. Амалия опасна, хоть в этом нет её вины.

В последнее время ей иногда удавалось подавить эти странные всплывающие непонятно откуда ощущения – эти покалывания кончиков пальцев, этот туман в голове, этот жгущий изнутри огонь, после которого и начиналось самое страшное. Нужно сделать над собой усилие – и возможно, всё пройдёт, обойдётся без последствий.

Амалия прижала руки к груди, закрыла глаза. Губы сами начали шептать короткие застревающие на языке слова. Она не понимала их смысл. Они делали ей больно, жалили, будто змея – но она чувствовала, что должна их проговорить – иначе «приступ» не остановить. С каждым произнесённым звуком становилось всё невыносимее – её начало знобить и ломать, тошнота подступила к горлу, сделалось трудно дышать. Но она всё твердила и твердила странные фразы, которые, кажется, слышала когда-то очень-очень давно в детстве.

– Амалия, вы тут?! – голос из коридора заставил на мгновение прерваться.

Маркель. Зачем он пришёл? Святые отцы, зачем?! У Амалии уже почти получилось подавить «приступ». А принц может помешать. Она с ещё большим отчаянием продолжила шептать слова, едва сдерживая стон от сдавливающей всё сильнее боли.

– Амалия, отзовитесь немедленно, или я сию же минуту войду!

Его Высочество действительно может войти. Она чувствовала по его голосу – он как никогда серьёзен. Мужчина в дамской комнате – если кто-то увидит, про принца будут ходить ещё более ужасные слухи.

Амалия стала шептать слова ещё быстрее. Надо успеть! Язык не слушался, но она упрямо повторяла режущие ухо звуки. Ещё, ещё быстрее!.. Наконец, она почувствовала, как «приступ» отступает, и одновременно наваливается дикая слабость. Ровно в этот момент дверь в дамскую комнату распахнулась.

Глава 25. Аромат осени и дождя

Маркель сразу увидел её. Бледную растерянную напуганную. Она опиралась спиной на стену и прижимала руки к груди.

– Всё хорошо, Ваше Высочество, – прошептала бескровными губами. – Мне просто стало душно.

Пошатываясь, она направилась к выходу. Видимо, боялась, что иначе Маркель войдёт внутрь. И он бы вошёл. Ему хотелось прижать к себе своего застенчивого подопечного мотылька. Или лучше подхватить на руки. Но он боялся напугать её ещё больше.

– Мы сейчас же едем назад, во дворец, – не терпящим возражения голосом произнёс он. – Вас надо показать доктору.

Единственное, что позволил себе – осторожно обхватить её за плечи. Такие хрупкие. Но она вздрогнула, и ему пришлось тут же убрать руки.

– Доктора не надо, – робко запротестовала Амалия. – Мне уже лучше.

Хотя бы не отказалась ехать дворец, не стала настаивать вернуться в зрительный зал – уже хорошо.

Всю дорогу, пока экипаж мчался по городу, Маркель с тревогой смотрел на Амалию. Он опять чуть не опоздал. Почему-то был уверен, появись он минутой позже, случилось бы что-то нехорошее. Но что? Что произошло с девчонкой? Она была на грани обморока. Это от переутомления, от переизбытка эмоций? Он же говорил и отцу, и брату, что Амалия не создана для столичной жизни. Она задыхается в этой циничной светской толпе. А они не слушали его. Или дело в другом? Может, она чем-то больна?

Он пристально следил за своей подопечной пичужкой. А та начинала оживать. Лицо вернуло естественный цвет, и дыхание выровнялось. Тревога, терзавшая Маркеля, понемногу унималась. Он даже смог взглянуть на себя со стороны. В своём страхе за Амалию он вёл себя как ненормальный. Чуть не ворвался в дамскую комнату. А если бы кто-то из чопорных аристократок в этот момент поправлял там свои наряды – вот визгу-то было бы.

Теперь, когда страх отступил, его место заняло другое чувство. В груди пульсировала радость оттого, что с Амалией всё нормально. Что вот она – сидит рядом, смотрит по сторонам пугливым воробьём, но уже обрела свою способность покрываться румянцем от одного его взгляда.