В голове шевельнулась новая мысль – как так получилось, что настроение Маркеля настолько зависит от девчонки? Почему его трясёт, когда с ней что-то не так? Почему каждую секунду он только и делает, что думает про неё? Он почувствовал себя неприятно уязвимым. Маркель привык считать себя независимым, свободным, привык думать, что является хозяином самому себе. Но девчонка что-то поменяла в нём. Проклятье! Он не хотел перемен. Его устраивала та лёгкость, с которой он шёл по жизни.
Маркель проводил её до дверей покоев. Она вошла внутрь и, не оборачиваясь к нему лицом, тихо пролепетала:
– Доброй ночи, Ваше Высочество.
Ему следовало бы произнести ответное пожелание и идти прочь, но вместо этого, он вошёл следом за ней. Ноги сами несли его. Ему необходимо было удостовериться, что с ней всё в порядке.
– Может, всё-таки пригласить доктора?
– Не нужно, Ваше Высочество. Я чувствую себя хорошо.
Она прошла в глубь комнаты и остановилась у окна, так и не решившись развернуться к Маркелю – взглянуть на него. В покоях царил полумрак. Лишь ночник, оставленный прислугой непотушенным, мягко освещал пространство вокруг.
Маркель подошёл сзади и медленно снял с её плеч накидку. Словно боялся, что ей опять может стать душно. Его пичужка не противилась – замерла. Боялась шелохнуться. Взгляду открылись её плечи и шея. Соблазнительно женственные.
– Вы жалеете, что не досмотрели спектакль до конца?
Маркель не понимал, что делает. Он склонил голову, почти коснулся её макушки и вдыхал аромат осени и дождя. Ни намёка на слащавые розы – так и должны пахнуть её волосы, цвета осенней листвы. Он хмелел от этого запаха.
– Не жалею, – выдохнула она. – Я знаю, чем закончится эта сказка.
Её голос дрожал. Ей страшно? Она, должно быть, боится его. Ему надо уйти. Немедленно. Но он не мог. Не мог сдвинуться с места.
– Чем? Принцесса сбежит от Чудовища?
Ещё никогда Маркель не ощущал такую острую потребность прикоснуться к женщине. Но он не смел. Он не хотел спугнуть её. Жаждал ещё немного насладиться этим моментом.
– Нет. Он только с виду Чудовище. Она влюбится и спасёт его поцелуем.
Он всё-таки не сдержался. Дотронулся до её волос. Они оказались мягкими и послушными под его пальцами, как он и представлял. А потом ладони опустились на её плечи. Она вздрогнула, но он не убрал руки. Эта потребность – ощущать тепло её кожи – была выше него. И тогда она затаилась, замерла, перестала дышать. Он и сам не дышал. Зато сердце колотилось неистово – выламывая грудную клетку.
Ладони скользнули вниз по рукам, обхватили тонкие запястья, а губы коснулись шеи.
– Амалия… – прошептал, сам не зная, что хочет сказать.
Его скрутило дикое желание. Ещё никогда жажда близости не была такой сильной. Он хотел большего. Немедленно. Прижать к себе. Мучить поцелуями. Завладеть. Маркель испугался остроты захвативших его чувств. Что он делает?! Он должен сию же секунду отпустить её и уйти. Какое же он чудовище – использовать её наивность и беззащитность!
Маркель заставил себя разжать пальцы. Мысленно окатил ушатом ледяной воды. Отпрянул. Горькая досада на самого себя уже поджидала, чтобы начать стервятником выклёвывать душу.
– Доброй ночи! – сказал хмуро. – Я пришлю доктора. Нужно удостовериться, что с вашим здоровьем всё в порядке.
Размашистым быстрым шагом он направился к двери.
Глава 26. Не хворь
Маркель не успел выйти из покоев Амалии. Его остановил гулкий звук тяжёлых шагов, эхом разносившийся по дворцовому коридору. Отец. Так ступал только он. Заметив в проёме открытой двери сына, король вошёл без стука.
– Я слышал, Амалии нездоровится, и она вынуждена была вернуться из театра во дворец, – отец выглядел встревоженным.
Хорошо у него поставлена шпионская служба. Уже всё донесли.
– Да, – односложно ответил Маркель.
Король осмотрелся. Ему явно не понравился полумрак, царящий в покоях Амалии. Его взгляд с каждой секундой становился всё мрачнее. Он подошёл поближе к девчонке. Та отвернулась от окна, подняла на короля взгляд и тут же снова опустила. Её щёки горели алым, и волосы были чуть-чуть в беспорядке. У Маркеля в горле застрял болезненный ком от осознания, что это его пальцы растрепали её послушные шелковистые пряди.
Отец снова развернулся к сыну. Его свинцовый взгляд, пропитанный гневом, придавил. Казалось, король видит Маркеля насквозь.
– Почему у Амалии в глазах слёзы? Ты её обидел?! Отвечай!
Слова ударили больнее пощёчины. Отец никогда не считал младшего сына паинькой. Маркель по этому поводу не особо обольщался, но было горько выглядеть в его глазах откровенным мерзавцем.
– Амалия, дитя моё, – голос короля мгновенно сделался мягким, – он тебя обидел?
Маркель уверен был, что Амалия промолчит. Но она вдруг вскинула на короля глаза и проговорила тихо, взволнованно, сбивчиво:
– Нет, Ваше Величество, нет. Его Высочество был со мной любезен. Он проводил до покоев, потому что у меня кружилась голова.