Невинная Настя, или Сто первых мужчин

И вдруг – этот инцидент у клуба. Когда Роман держал меня за руки, отнимая нож, а Филипп со всей силой ударил меня по лицу, думая привести так в сознание, – то есть меня первый раз в жизни ударил в деревне парень, и кто – Филипп! – для меня это было уже запредел! У меня началась истерика, я уже не могла остановиться, я просто плакала, и все. Даже нож потеряла. Или они выбили его у меня – не помню.

Только я же не могла там этот дедушкин нож оставить, я должна была его найти. А уже темно, но там стояли машины, и я одному парню сказала:

– Подкати на машине, посвети фарами…

Но все это на истерике, на эмоциях – он решил, что я наглоталась наркотиков, и говорит:

– Да, сейчас…

Подъезжает, включает фары, я вся дрожу, ползаю по земле, ищу лихорадочно этот нож, никак не могу его найти, и тут этот парень говорит:

– Давай я отвезу тебя домой.

А Филипп стоит рядом, смотрит, как я ползаю по земле, и говорит:

– Ты езжай с ним, езжай! Ты же со всеми спишь, шлюха, вот и с ним поезжай! Я не думал, что ты спишь с Ромой…

Я говорю:

– Нет, это неправда. Он тебе наврал, как и ты ему. Вы два сапога пара!

А он говорит:

– С таким, как Рома, не спать – в это я никогда не поверю!

Мне было так обидно – после всех наших бесед и стихов это было как с неба на землю упасть!

И произошел этот инцидент 25 июля. То есть как раз за два дня до моего дня рождения.

Может быть, кстати, и я была в нем виновата, потому что погналась за двумя зайцами, а не поймала ни одного.

32

На следующий день я еду с отцом в Москву – утром собираю вещи, просто бросаю их как попало в пакеты, забрасываю в багажник и сажусь в машину.

И тут я вижу через стекло, что по улице идут ребята – Роман, мои подружки, еще кто-то…

А я уже в машине, и дверь закрыта.

Они подбегают к машине, стучат в стекло, но я – ноль эмоций. Папа говорит:

– Ну что? Едем?

Я говорю:

– Едем.

Он говорит:

– Да ты выйди, попрощайся.

Я говорю:

– Нет, не буду, едем!

Но папа еще не едет, ждет чего-то, и у нас молчание такое в машине, я говорю:

– Папа, едем!

Он трогает машину и едет, но медленно.

А они идут за нами всей толпой, и Рома – как раз у той двери, где я сижу.

Но я голову так наклонила, чтобы волосы лицо закрыли. Сижу и плачу. Хотя я вам уже сто раз говорила, что я не умею плакать, но это когда у меня с кем-то принципиальная разборка. Тогда я не заплачу ни за что! А когда меня вот так ни за что предали и подставили мои лучшие друзья…

А Рома руку к стеклу прислонил, и я слышу через стекло, как он говорит:

– Настя! Настя! Девочка моя! Прости меня, Джульетта моя!

Я еду и думаю: блин! У меня же завтра день рождения! Ну зачем они мне так жизнь испортили? Зачем?

Тут мы с деревенской дороги выехали на шоссе, но папа все же медленно ехал, а я говорю:

– Все, папа, хватит издеваться над людьми. Давай по газам!

И он включил скорость.

Роман – я видела – еще пытался бежать за машиной, но я отвернулась и от него, и ото всей этой деревни.

33

Я была опустошена полностью, у меня не было ни сил, ничего. С порезанными руками, всё запястье в шрамах, я сидела дома, и хотя я всегда учитываю мнение своих родителей, но тут мне было просто плевать – увидят они или не увидят, что у меня все руки порезаны.

И так 26-е число я просидела весь день. Мама говорит:

– Ты собираешься отмечать день рождения?

А я молчу, просто сижу, как даун, в кресле, только что не раскачиваюсь…

Мои родители поняли, что мне плохо, и на следующий день отец дает мне деньги. То есть он хотел подарить мне красивое платье, но я сказала, что хочу сделать пирсинг.

И еду прокалывать себе пупок.

Ложусь там на кушетку, мне колют какие-то антибиотики, чтобы не было заражения, прокалывают пупок, и тут я вижу, как у меня по животу льется кровь, такая алая… Боже, я как опять все вспомнила! Это 25-е число, эту дискотеку, как я там рыдала-плакала!

Но когда мне сделали пирсинг, я успокоилась и весь день гуляла по городу. Сначала я гуляла с Петром. Он пытался меня порадовать всем, чем мог. И сделал мне классный подарок – такую золотую птичку счастья, как будто это я, а в клювике у нее камень типа Петиного сердца. И он мне сказал:

– Смотри не разбей его, не урони.

Я сказала:

– Хорошо.

После этого, на следующий день, ко мне приезжает моя сестренка из деревни. И рассказывает, что все там из-за меня переполошились, все за меня переживают. Хотя я-то знаю, что это пятьдесят на пятьдесят – половина моих друзей, а половина тех, кто меня ненавидит и мне завидует. Но тут, конечно, ничего не попишешь и ничего не изменишь…

Я решила на все это плюнуть, и мы с сестрой и подружкой пошли в клуб. Это на Старом Арбате, мы пришли туда очень рано, где-то в полдвенадцатого, а там только с часу ночи все веселье начинается. Ну, мы там до часу ночи потусовались, потанцевали и познакомились с хозяином клуба. Он хоть и в возрасте, но пластичный, хорошо танцует, двигается, мы и с ним потанцевали. Я говорю:

– А можно мы будем на сцене танцевать?

Он говорит:

– Да.